– Прощайте, умираю за Родину!
Я видел, как Николай резко развернул самолет вправо и пошел на стреляющую батарею. В голубое небо взметнулся огромный черный взрыв… Наконец, подо мной море. Иду вдоль обрывистого берега на такой высоте, чтобы только не коснуться воды. Зенитки стрелять по мне не могут. Вот и своя территория. Выскочил на сушу и не успел прийти в себя, как слышу Вершинина:
– Нас атакуют два «худых», один в хвосте!
В этот миг слева проскакивает самолет с черным крестом на фюзеляже и резко уходит влево. Машинально ввожу самолет в глубокий левый разворот и посылаю длинную пушечную очередь. Мимо! Атакующий сзади оказался далеко справа.
«Ага, понятно! – думаю, – теперь черта с два вы меня возьмете!»
Подо мной наши траншеи. Становлюсь в глубокий вираж. Левое крыло чертит по земле невидимый круг, правое – уперлось в голубое небо.
«Мессы» попытались атаковать сзади, но безуспешно: радиус моего разворота намного меньше, и немцы никак не возьмут меня на прицел. С земли взметнулось множество огненных пунктиров – это наши пехотинцы открыли дружный огонь по фашистским истребителям. Те круто взмывают вверх, чтобы с высоты повторить атаку. Вот один уже вошел в пикирование, я ближе прижимаюсь к земле и еще больше увеличиваю крен. Смотрю то влево, чтобы не врезаться в землю, то вправо – за пикирующим немцем. С большой дистанции он дал длинную очередь и тут же ушел вверх, трасса прошла далеко справа.
– А, гад, боишься снижаться, чтобы самому в ящик не сыграть, – со злостью крикнул, не знаю и сам для чего.
Второй повторил тот же маневр и с тем же результатом. Затем оба, набрав высоту, ушли в сторону моря.
Горючее уже кончалось, когда я подходил к своему аэродрому. Пришлось садиться с ходу. Заруливаю на стоянку, выключаю мотор и продолжаю сидеть. В кабине тихо-тихо, только слышу монотонное, постепенно утихающее жужжание приборных гироскопов. С трудом поднял руку, чтобы вытереть вспотевшее лицо и замер от удивления: утром так выбрился, что не подкопался бы самый строгий старшина, а сейчас… борода была такая, словно неделю в руках бритвы не держал. Почему она выросла за один полет, пусть разбирается медицина, мне тогда было не до бороды. Полетели вчетвером – пришел один. Что может быть тяжелее, чем терять товарищей в бою?!
После моего доклада штурмовики, летевшие в этот район, выходили из атаки в сторону моря и скрывались от обстрела зениток за обрывистым берегом, потери уменьшились. А я каждый раз, как только представлялась возможность, взлетал, уходил от аэродрома и у самой земли крутил глубокие виражи… Постепенно этот маневр освоили многие летчики полка и не раз применяли его в последующих боях.
Раздумывая над тем, как уменьшить потери от зенитного огня, я решил обратиться за помощью к нашим зенитчикам, которые прикрывали аэродром. Спрашивал о многом, разговор затянулся до поздней ночи. Но теперь я уже знал, сколько уходит времени от обнаружения вражеского самолета до первого выстрела, как берется поправка при последующих выстрелах, какой режим полета наиболее трудный для ведения прицельного зенитного огня.
«Как же мне раньше в голову не приходило, что прицел зенитной пушки рассчитан только на определенные высоты? Теперь я буду не просто бросать самолет вверх-вниз, а маневрировать по высоте так, чтобы немецкие зенитчики не смогли вести прицельного огня», – размышлял я, возвращаясь в свою землянку. О своем ночном разговоре с зенитчиками утром доложил командиру полка.
– Значит, в самоволке был? – серьезно спросил Иван Афанасьевич, а потом улыбнулся и добавил: – За такую самоволку поощрять надо, а не наказывать.
Вскоре выдался нелетный день, майор Фомин собрал весь летный состав и представил нам капитана-артиллериста. Командир зенитного дивизиона прочитал целую лекцию о действиях зенитной артиллерии. Летчики задали много вопросов, на которые зенитчик ответил со знанием дела. Как пригодилась эта учеба в последующих вылетах!
В конце мая на небольшом участке Киевское – Молдаванское наши войска готовились к прорыву немецкой обороны. Перед штурмовой авиацией была поставлена задача наносить удары по врагу в непосредственном взаимодействии с наземными войсками. Чтобы наиболее эффективно выполнить ее, командир дивизии принял решение – вместе со всеми командирами, которым предстоит водить группы, выехать на передний край и изучить на месте предполагаемые цели. Ночью две автомашины были в пути. Мы, поеживаясь от ночной прохлады, тесно прижались друг к другу и дремали. На ухабах вздрагивали и снова погружались в крепкий предрассветный сон.
В прифронтовой полосе дороги беспорядочно пересекались и уходили в разных направлениях. При такой путанице дорог и дорожек недолго попасть и на вражескую территорию. Но пехотинцы все предусмотрели, поставив в наиболее трудных местах дозоры. Когда наш шофер начал петлять и сбился с пути, из темноты послышался окрик: «Стой!» На дорогу вышли два автоматчика, проверили документы и объяснили, как следовать дальше. С наступлением рассвета мы были уже на месте.
Брызнули первые солнечные лучи. Вдали виднелись лесистые сопки, размытые утренней синевой. Кажется, что войны и близко нет. Но сотни внимательных глаз по обе стороны фронта зорко следят друг за другом. Артиллерийские разведчики, наблюдая в стереотрубы, наносят на схемы все замеченное в своем секторе. Вчера в этом месте у противника не было ничего, а сегодня стоят копны сена. Беглый артиллерийский огонь – и уничтожено замаскированное немецкое орудие… Там, далеко внизу, поизвилистей дороге, на большой скорости несется вражеская автомашина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103