– Теперь вижу, что ты не из робкого десятка. Наверное, первый в полку открыл счет сбитым фашистам.
Но Маслов только внешне казался безразличным. В душе он радовался такой победе. Два других истребителя пошли прежним курсом, в бой не вступали, надеясь, что хватит и одного, чтобы разделаться с советским самолетом.
Маслов произвел посадку вслед за своей группой и вместе с Новиковым доложил командиру полка, как все было, а потом собрал звено под крыло своего самолета для разбора первого боевого вылета. О сбитом самолете сказал в конце, как бы между прочим. А разговор начал с себя. И с таким гневом говорил о своей оплошности со злополучными кранами переключения бензобаков, что со стороны казалось, будто разносит какого-то провинившегося летчика.
Таким был Маслов. Несмотря на самолюбие, он не только перед подполковником Мироненко, но и перед своими подчиненными не скрывал личных просчетов. Общее дело всегда ставил на первое место и не боялся подорвать свой авторитет.
Вскоре в полк прилетел начальник разведки 21-й армии и сразу же поинтересовался, кто сбил «Мессершмитт-109» в такое-то время.
– Летчик Маслов и штурман Новиков, – ответил командир полка.
Новиков явно был рад: в первый боевой день он первый в полку сбил фашистский самолет. Маслов же внешне не выдавал восторга, хотя внутренне гордился своим штурманом.
Группа, возглавляемая подполковником Мироненко еще находилась в воздухе, когда на задание повел третью эскадрилью Федор Болдырихин. После войны с Финляндией капитан Болдырихин командовал эскадрильей. В полку Федор был новичок, но вскоре о нем все знали как об отличном летчике-ночнике. На его груди сверкал орден Красного Знамени.
…Это было в морозный февральский день 1940 года. После выполнения задания за линией фронта на озеро Мулояви сел наш подбитый бомбардировщик. А в нем люди. В любой момент их могли обнаружить и схватить вражеские солдаты. Болдырихин получил приказ вывезти попавших в беду товарищей. Он полетел не только без бомб, но и даже штурмана не взял.
– Найду их и без штурмана, а лишнее свободное место нужно мне позарез, – сказал Болдырихин, готовясь к полету.
Над огромными лесными массивами пролетел линию фронта в притирку к макушкам деревьев. В небе и на земле была тишина: ни единого выстрела по самолету. Но радоваться еще рано. «Надо точно выйти на озеро, – подумал Болдырихин, – смогу ли сесть на лед, выдержит ли? Может, там уже враг поджидает?» По расчету времени – скоро цель. Летчик «горкой» набрал высоту, и перед его взором простерлось застывшее озеро.
«Где же подбитый самолет, где экипаж?» – рыщет глазами Болдырихин. Наконец видит справа по курсу на ослепительно белом снегу едва различимый серебристый силуэт СБ, немного в стороне три человека энергично жестикулируют руками. Когда Федор проходил над ними, один вдруг упал и распластал руки. Теперь с воздуха летчик отчетливо видел маленькую темную букву «Т» – знак для посадки. Он уже убрал газ, предельно сосредоточил внимание на лежащем человеке: надо сесть точно возле него – ни дальше, ни ближе. На мгновение бросил взгляд влево и внутри у него похолодело: из лесу выскочила машина, немного проехала по озеру, оставляя за собой глубокий след, затем остановилась, из крытого кузова высыпались автоматчики и побежали в направлении наших.
«Успеть бы… Хотя бы успеть…», – стиснув до боли челюсти, повторял Болдырихин и «скольжением» быстро несся вниз. У самого снежного покрова он выровнял самолет. Через несколько секунд лыжи заскользили по снежной глади. Справа к летчику, спотыкаясь и проваливаясь в глубокий снег, бежали три человека в тяжелых меховых комбинезонах и лохматых унтах, а слева неслись трассы автоматных очередей. Капитан подрулил к запыхавшимся товарищам и, хлопая огромной меховой рукавицей по борту кабины, что-то кричал. Хотя его услышать невозможно, но и так было все понятно: каждая секунда дорога, вражеские солдаты уже метрах в пятистах от самолета, они на ходу палят из автоматов. А тем временем два летчика, обессиленные от такого тяжелого бега, с трудом влезли в кабину штурмана. Третьему это никак не удавалось. Автоматные очереди вспарывали искристый снег уже недалеко от самолета. Из штурманской кабины кто-то схватил карабкающегося за высокий меховой воротник комбинезона и потащил к себе. Капитан Болдырихин развернул самолет на лыжный след, оставленный при посадке, и пошел на взлет.
Из кабины торчали ноги в меховых унтах, но самолет уже был в воздухе, а на озере осталось только снежное облако, сквозь которое проскакивали огненные пунктиры – вражеские солдаты от злобы палили теперь просто в небо.
Вот за что капитан Болдырихин был награжден орденом Красного Знамени.
А сейчас ему было приказано нанести удар по фашистской мотомеханизированной колонне, которая шла на Бобруйск по Слуцкому шоссе. Удар по цели был точен: в колонне возникли пожары, но на группу напали вражеские истребители, и сразу же завязался жестокий воздушный бой. Штурманы наших Су-2 отбивали одну за другой атаки «мессершмиттов». Вот один из них пикирует на самолет И. А. Савельева. Его штурман Борис Поздняков посылает длинную пулеметную очередь, стервятник отваливает влево и круто уходит вверх. Но вслед за ним следует очередная вражеская атака одновременно слева и справа.
– Ваня, отбиваюсь от двоих! – услышал Савельев по СПУ яростный крик своего штурмана. – Вот вам, сво… – и в этот миг сзади летчика раздался металлический удар, крик штурмана замер на полуслове, и Иван почувствовал, что у него тоже все внутри оборвалось.
– Боря, что с тобой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103