Но поскольку они ехали не в электричке и не в купейном вагоне, то Анохин, которому не доводилось здесь прежде бывать, мог лишь из слов других представить, как выглядит эта лесистая глухая местность на северо-западе Кировской области.
Анохин пытался дремать в дороге, но двое зэков, знакомых, очевидно, – сам он их прежде не видел переговаривались вполголоса, и этот их треп мешал ему расслабиться, стряхнуть тревожные мысли, уйти от гложущих его душу сомнений и переживаний в дремотный сон…
– Хватит базлать! – сказал рядом кто-то сердито. – На зоне еще наговоритесь…
Двое замолчали, но спустя какое-то время возобновили разговор.
– Не-е, ну што тут сравнивать, Серый, – говорил простуженным голосом зэк, который откликался то ли на имя, то ли на погоняло Кузьма. – В Двенадцатой режим послабее будет, чем в «девятой». Кроме лесоповала и работ на пилораме, там у нас был пошивочный цех… разную камуфлу шили для военных и для вохры. Считай, три-четыре сотни деревянных в месяц капало, а из них половину дозволялось отоваривать в лавочке. Опять же, если ты не на «особом», тебе свиданку дают раз в три месяца, ну и посылки доходят с воли… Плохо, што ли?
– Зато в «девятке» порядка будет поболе, – отозвался Серый. – Хозяин там строгий, но справедливый… Кстати, лесоповал, пилорама – эт-то тоже имеется. Я, правда, откинулся… считай, в девяносто седьмом.
– Вспомнила бабка, как молодицей была… А я с Двенадцатой ИТК откинулся прошлой весной!
Анохин уже успел уяснить, что в подобных разговорах, которые велись меж знакомыми зэками чаще полушепотом, нежели вслух, содержится много путаницы и противоречий. Если что-то и залетало в его уши случайным образом – как вот сейчас, – то приходилось фильтровать, выбирая из обрывков чужих разговоров то, что могло ему пригодиться. И в то же время – в сотый, в тысячный раз, – когда до него доходил смысл рассказов о чужой лагерной жизни, он решительно не мог примерить на себя все это , продолжая упрямо не верить случившемуся с ним, отказываясь в такое верить…
Сергей только делал вид, что дремлет, привалившись спиной к стенке купе, а сам прислушивался к тому, о чем тихо переговариваются двое невзрачных, с помятыми щетинистыми лицами мужиков, каждый из которых шел в Вятлаг – за мелкие кражи преимущественно – по третьему и четвертому разу, уже как рецидивисты.
Зэк, которого зовут Кузьма, откуда-то успел добыть сведения, что в поселке Лесной, этой неофициальной столице Вятлага, их этап разделят на две части, примерно поровну. Часть осужденных будет отбывать срока в ИТК-12, других погонят глубже в тайгу, в медвежий угол, в ИТК-9…
Обе эти зоны, как он, Анохин, понял, ничем существенным друг от друга не отличаются.
В обеих колониях существует четыре вида режимов. Первый из них является наиболее желанным для любого зэка: «Облегченные условия строгого вида режима». Проживание в общей казарме численностью 80–100 человек. Разрешено работать на пилораме или на мелком полукустарном производстве. Изредка дозволяются свидания с родными, разрешены переписка и получение до двенадцати посылок в год.
Второй тип режима: «Облегченные условия особого вида». Все то же самое, что в первом случае, но урезывается количество свиданий и посылок.
Третий: «Строгие условия особого вида режима». Камера на 15–20 зэков, параша, спертый воздух, насыщенный туберкулезными палочками, частые запреты на ежедневную 1,5-часовую прогулку и невозможность трудиться на производстве.
И, наконец, четвертый, самый убойный: заключение в камеру-одиночку сроком до полумесяца…
– Я тут, Серый, еще одну штуковину слыхал, – еще сильнее понизив голос, так что Анохину пришлось напрягать слух, сипло произнес Кузьма. – На пересылке мы пересеклись с одним моим земелей… его выдернули из «девятой» на пересуд. Говорит, что там построили недавно по соседству особый лагпункт, и что оттуда уже какие-то бродяги попытались «сдернуть»…
– И што, Кузьма? Удалось им амнистироваться?
– Вот эт-то навряд ли. Не, грят, что побег не удался. Земеля божится, что это голимая правда – на местном погосте их закопали…
Анохин, на которого слово «побег» подействовало, как разряд электрического тока, едва сдержался. Во-первых, Кузьма сообщил, по-видимому, все, что знает, а во-вторых, излишнее любопытство к чужим разговорам среди данного людского контингента, мягко говоря, не приветствуется.
– Нас, верно, тоже в «девятку» направят, – спустя какое-то время сказал Кузьма. – А што это за дед в малахае, к которому ты на шконку подсаживался? Знакомец, что ли?
– Ага, парились вместе в «девятке», – отозвался другой зэк. – Да он не старый еще, и шести десятков нет. Федором его кличут… Леший, истинное дело! Он из местных: все эти края с ружьишком обходил… Но и молчун редкий! Из такого слова клещами не вытянешь!..
На каком-то полустанке этап выгрузили из вагонзаков и здесь же сформировали из них две партии.
Сергей Анохин попал в партию из почти полусотни зэков, которую, погрузив в автозаки, куда-то повезли уже во второй половине дня – как выяснилось несколько позднее, их путь лежал в ИТК-9 строгого режима.
Но еще прежде, когда зэков выгружали из вагона, уже знакомый Сергею старик в волчьем малахае – которому, если можно верить Серому, еще нет и шестидесяти, – оказавшись поблизости от Анохина, шепотом сказал:
– Будь настороже, мил человек. Недоброе против тебя замышляется.
Поездка оказалась не так чтоб долгой: примерно через два часа автозак, в котором находился Анохин, фургон этот шел замыкающим в спецколонне, – въехал в ворота колонии номер 9 строгого режима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105