Сделав извиняющийся жест, Валера поднес трубку к уху.
– Что ты себе думаешь, Швец? – поинтересовался у него напряженный женский голос. – Ты обещался быть еще вчера и занести деньги! Хотя бы тысячу рублей!..
– А-а… Извини, был сильно занят.
– Знакомая песенка, – хмыкнула в трубку экс-супруга. – Ты еще не забыл, надеюсь, что у тебя есть восьмилетний сын?! Что его нужно кормить, поить, одевать?! Ты решил, что если с тебя выдирают алименты, то…
– Ладно, я все понял, – торопливо произнес Швец. – Не сегодня, так завтра я к вам заеду…
Вздохнув про себя, Валера сунул сотовый в карман.
– Начальница моя звонила, – зачем-то соврал он. – Ух и сердитая женщина…
Когда они перешли проспект по подземному переходу, Швец, чуть придержав свою спутницу за руку, сказал:
– Да вы не переживайте, Маша! Дел у меня, конечно, по горло… Но просьбу вашу, а заодно и нашего общего знакомого я непременно выполню. Вы только дайте мне полные данные ваших родственников: домашние адреса, номера телефонов, а заодно и ваш. Укажите также место их работы, род занятий, адреса фирм или организаций. Личный транспорт, если имеется, или дачный участок… Эти данные тоже могут пригодиться!
– А у меня все готово, – оживилась Данилова. Щелкнув замком сумочки, она достала два сложенных пополам листа писчей бумаги. – Здесь записаны и мои телефоны: домашний, рабочий и сотовый.
Швец, перегнув листы в четвертушку, сунул их в свой пухлый бумажник (пухлый не в плане содержащейся там налички, а набитый разными бумаженциями и визитками, большую часть из которых давно пора выбросить в урну). Маша намеревалась передать ему пакетик с фото Игоря и Светы, а заодно хотела сразу выплатить денежный аванс – не знала лишь, сколько именно, какую сумму потребует за свои услуги Валерий. Но, заметив, что Швец поторопился убрать бумажник в карман, и перехватив его взгляд, устремленный в сторону входа в станцию метро, она решила, что эти и другие вопросы они смогут обсудить в другой раз, но уже без спешки: все это было написано на ее милом и чуточку наивном лице.
– Я вам сам позвоню, – сказал ей на прощание Валера. – Завтра вряд ли, а эдак денька через три… так что ждите звонка.
Они постояли еще несколько секунд под какой-то светящейся на манер электрического солнца вывеской, а затем разъехались каждый по своим делам: Маша отправилась на машине в свой Сергиев Посад, а Швец в Чертаново, где он проживал после развода в милицейском общежитии; причем в голове у него, как назойливый мотивчик, вертелась одна и та же мысль: «У кого бы из ребят перехватить пару тысяч рубликов до получки»…

Глава 3
КАК ХОРОШИ, КАК СВЕЖИ БЫЛИ РОЗЫ

Помещение, в которое законопатили зэка Анохина, было настоящим каменным мешком два метра на полтора. Потолок нависал над головой, так что, когда он пытался выпрямиться во весь рост, его темя упиралось в холодную бетонную плиту. Один из вертухаев – а его сопровождали в подвальную часть тюремного комплекса сразу четверо сотрудников СИЗО – попытался вручить ему какое-то тряпье и бахилы. Анохин отказался напялить все это на себя, потребовав, чтобы тюремщики вернули ему его собственную одежду. Его в чем мать родила затолкали в сырой каменный мешок. Кто-то бросил ему униформу и обувку. Прежде чем запереть дверь камеры, один из вертухаев лениво процедил:
– Здесь тебе не Сочи… Ладно, это твои проблемы.
Послышался скрежет запираемого замка… Звуки удаляющихся шагов… Где-то в отдалении бряцнуло металлом о металл… и наконец все стихло.
Как ни мерзко было Анохину надевать на себя чужое тряпье, он все же облачился в него. Роба, сырая, заношенная, оказалась ему почти впору. Поморщившись, он сунул босые ноги в «гады» – разношенная кем-то обувка оказалась великоватой, хотя он и сам носит обувку сорок пятого размера.
Над дверью тускло светила лампочка, забранная предохранительной решеткой. Деревянный топчан, длиной около полутора метров и шириной примерно сантиметров семьдесят, был убран на день в нишу и прихвачен за металлическую дужку замком. Опускают его, очевидно, только на ночь. Наличие иной мебели – не предусмотрено. В одном месте в потолке виднеется дыра величиной с чайное блюдце, она зарешечена. Ага, понятненько, это вентиляция… В левом от двери углу обнаружилось ржавое, чуть погнутое ведро – это, надо так понимать, вместо параши. Будут ли его выводить на оправку? Крайне сомнительно.
От цементного пола и выкрашенных в грязно-зеленый цвет стен веяло сыростью и холодом. Опустившись на корточки, обхватив плечи руками, Анохин задумался о происшедшем. Он допустил вспышку неконтролируемой ярости, причем завелся он, в общем-то, глупо, купившись на случайную – а пусть даже и провокационную – реплику «эскулапа». Теперь-то он понимал, что легко отделался: разбитая губа, пара-тройка синяков и ушибов – все это сущая фигня в сравнении с тем, что они могли с ним сделать…
Мало того, один из медиков тюремной санчасти смазал йодом полученные зэком Анохиным в пылу схватки царапины и вдобавок заклеил пластырем ссадину на лбу.
«Что-то здесь не так, – подумал Анохин. – Я же видел, что „абверовцы“ и конвойные готовы растерзать… урыть меня на месте. Но что-то там было… неправильно. Вместо выкрика „фас“ прозвучала какая-то другая команда… Но почему?»
Время в этом каменном мешке тянулось мучительно долго. Наверное, и часа не прошло, как Анохин сильно продрог. Хорошо еще, что на дворе сейчас май, а не январь. Хотя в этой келье, наверное, круглый год царит одинаковая температура – всего градусов шесть или семь выше нуля…
Сколько времени назначено ему здесь просидеть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105