Тайгер ненавидит табак больше, чем неудачу или возражения. Каждый год перед подачей налоговой декларации он жертвует немалые суммы из налогооблагаемого дохода на борьбу с курением. Но сегодня на буфете стоит новенький, инкрустированный серебром ящичек для сигар из «Асприз», что на Нью-Бонд-стрит, в котором лежат «самые дорогие сигары Вселенной». Курят Евгений и порученец, застегнутый на три пуговицы. Именно сигарный дым убеждает Оливера в беспрецедентной значимости события.
Тайгер начинает с подтрунивания, но Оливер уже привык к тому, что подтрунивание — неизменный элемент крепнущих отношений с отцом. Если даже в ботинках на высоких каблуках от «Лобба» твою макушку отделяют от пола пять футов и три дюйма, а в твоем сыне добрых шесть футов, вполне естественным представляется желание подровнять рост сына со своим в присутствии остальных. И задача у Оливера тут простая — подыгрывать отцу.
— Святой боже, что так задержало тебя? — насмешливо-серьезно негодует Тайгер. — Полагаю, эту ночь ты не ночевал дома? Кто она? Надеюсь, она не выставит меня на круглую сумму?
Оливер и не думает выходить из предложенной ему роли.
— Она богата, отец. Если уж на то пошло, даже более чем богата.
— Правда? Приятно слышать, клянусь богом! Может, на этот раз даже удастся что-то получить, а не потратить. Так?
С этим «так» — хитрый взгляд, брошенный на Евгения Орлова, сопровождаемый поднятием и опусканием маленькой ладошки Тайгера, до того мирно лежавшей на массивном плече Евгения. Взгляд, показывающий гостям при содействии Оливера, что молодой человек живет в свое удовольствие, спасибо необыкновенной щедрости его снисходительного отца. Но Оливер к этому привык. Такие сценки они разыгрывали с самого детства. Будь на то желание Тайгера, он бы достаточно убедительно сымитировал и Маргарет Тэтчер, и Хэмфри Богарта из «Касабланки», и рассказал бы анекдот о двух русских, писающих в снег. Но Тайгер этого не требует в это утро, поэтому Оливер лишь улыбается и приглаживает волосы, пока Тайгер запоздало знакомит его с гостями.
— Оливер, позволь мне представить тебе одного из самых умных, самых бесстрашных, умеющих заглянуть вперед первопроходцев новой России, человека, который, как и я, голыми руками боролся за достойную жизнь и победил. Боюсь, такие люди нынче редкость… — Пауза, дабы Рэнди Массингхэм, бывший сотрудник Форин оффис, мог перевести слова Тайгера на русский. — Оливер, я хочу, чтобы ты познакомился с мистером Евгением Ивановичем Орловым и его уважаемым братом Михаилом. Евгений, это мой сын Оливер, который доставляет мне больше радостей, чем огорчений, юрист, представительный мужчина, как вы видите сами, умный, интеллигентный, с большим будущим. Спортсмен он никакой, это правда. На лошадях ездить не умеет, танцует, как слон… — театральный изгиб брови показывает, что подтрунивание продолжается… — но совокупляется, по слухам, как воин! — Радостный гогот Массингхэма и порученцев подсказывает Оливеру, что эта тема затрагивалась до его появления в кабинете.
— Опыта у него, конечно, пока маловато, этической стороне дела он придает слишком уж большое значение, но разве мы не были такими же в его возрасте? Однако специалист он первоклассный, ему по силам представлять наш юридический департамент вместо отсутствующего в связи с отъездом за границу нашего достопочтенного коллеги доктора Альфреда Уинзера. — «Бедфордшир за границей? — мысленно удивляется Оливер, которого по-прежнему забавляют маленькие хитрости Тайгера. — И с чего это Уинзер вдруг стал доктором?» — Оливер, я хочу, чтобы ты внимательно выслушал итоги нашей утренней работы. Евгений пришел к нам с очень насущными, очень созидательными, очень оригинальными предложениями, которые отражают — и я полагаю, это главный положительный момент — перемены, происходящие в новой России мистера Горбачева.
Но сначала рукопожатия с гостями. Ладони Оливера касается крепкая рука Евгения Орлова, глаза, обрамленные густыми ресницами, весело поблескивают. Потом приходит очередь шершавых пальцев брата Михаила. Наконец, пухлая ладонь порученца, застегнутого на три пуговицы и с сигарой в другой руке. Его зовут Шалва, он прилетел из Тбилиси. Адвокат, как и Оливер. Впервые произносится слово Грузия, и Оливер, который в этот день держит нос по ветру, сразу же отмечает, что оно — ключевое: Грузия, и плечи чуть расправляются, Грузия, и королевские войска готовы к бою.
— Вы бывали в Грузии, мистер Оливер? — спрашивает Шалва. Благоговение в голосе подсказывает, что, по его разумению, лучшей страны в мире не отыскать.
— К сожалению, нет, — признается Оливер. — Но я слышал, что там очень красиво.
— Грузия прекрасна, — подтверждает Шалва, знающий истину в последней инстанции.
— Georgia very beautiful, — вдруг произносит то же самое на английском Евгений, энергично кивая.
Кивает и Михаил, тут он полностью согласен с братом.
И наконец Оливер обменивается рукопожатием со своим бледнокожим ровесником, мистером Аликсом Хобэном, по внешности которого не скажешь, грузин он или нет. Но что-то в нем тревожит Оливера, заставляет выделить для него в голове отдельный закуток. Что-то холодное, безжалостное, не терпящее возражений, воинственное. Что-то предупреждающее: «Если ты еще раз наступишь мне на ногу…» Но эти мысли для последующего анализа. Теперь, когда Оливера приняли в компанию, Тайгер предлагает всем сесть, уже не за стол для переговоров, а в удобные, обитые зеленой кожей кресла, предназначенные для обсуждения трех, по его словам, очень созидательных и оригинальных предложений Евгения, символизирующих перемены в Советской России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115