Однако, если вы оставите сообщение дворецкому…»
— Я в машине на круге для разворота, — сказал Оливер. — У тебя кто-нибудь есть?
— Нет, никого, — фыркнула она.
— Тогда открой дверь. Мне надо с тобой поговорить.
Они стояли лицом к лицу в холле, под люстрой, которую покупали вместе при ремонте дома. Враждебность опаляла щеки, как жар костра. Однажды она полюбила его за неуклюжесть и теплоту, когда на Рождество он устраивал представление в детской палате. Мой нежный гигант, называла она его, мой господин и учитель. Теперь ее тошнило от необъятности его тела, уродства лица, она старалась держаться от него подальше, разглядывая то, что она в нем ненавидела. Когда-то он любил ее недостатки, полагая их плюсом: она — реальность, он — идеал, мечта. В свете люстры ее лицо блестело, то ли от пота, то ли от ночного крема.
— Мне надо увидеть ее.
— Увидишь ее в субботу.
— Я ее не разбужу. Только взгляну, и все. Она качала головой, корчила гримасу, чтобы показать, как он ей противен.
— Нет.
— Я обещаю, — добавил он, не зная точно, что именно он обещал.
Ради Кармен говорили они шепотом. Хитер зажимала халатик у шеи, чтобы он, не дай бог, не увидел ее грудей. Он унюхал сигаретный дым. Значит, она снова взялась за старое. Темная шатенка, она перекрасилась в платиновую блондинку. Расчесала волосы, перед тем как впустить его. «Я собираюсь их обрезать, мне они надоели», — обычно говорила она, чтобы завести его. «Ни на дюйм, — отвечал он, гладя ее волосы, прижимая их к вискам, чувствуя, как закипает страсть. — Ни на полдюйма. Я люблю их такими. Я люблю тебя. Я люблю твои волосы. Пошли в постель».
— Мне угрожают, — солгал он, как лгал всегда, тоном, не допускающим встречных вопросов. — Люди, с которыми мне пришлось иметь дело в Австралии. Они узнали, где я живу.
— Ты не живешь здесь, Оливер. Ты приходишь, когда я ухожу, а не когда я дома, — возразила она.
— Я хочу обеспечить ее безопасность.
— Она в безопасности, спасибо тебе. Насколько это возможно. И начинает свыкаться с тем, что есть. Ты живешь в одном месте, я живу в другом месте, Джилли помогает мне приглядывать за ней. Это трудно, но она справляется.
Джилли — няня.
— Я про тех людей.
— Оливер, с тех пор как я познакомилась с тобой, всегда где-то рядом были маленькие зеленые человечки, которые собирались добраться до нас под покровом ночи. Для такого поведения есть медицинский термин. Паранойя. Возможно, тебе пора обратиться к специалисту.
— Ты не заметила ничего необычного? Не приходили какие-то незнакомые люди, чтобы что-то спросить, предложить что-то купить?
— Мы не персонажи фильма, Оливер. Мы — обычные люди, живущие обычной жизнью. Все мы, кроме тебя.
— Кто-нибудь заходил? — переспросил он. — Звонил? Спрашивал меня? — До ответа он уловил в ее взгляде тень тревоги.
— Звонил какой-то мужчина. Три раза. С ним говорила Джилли.
— Спрашивал меня?
— Ну, уж точно не меня, не так ли, иначе я бы не стала тебе говорить.
— Что он сказал? Кто он?
— «Попросите Оливера позвонить Джейкобу. Номер он знает». Я не знала, что среди твоих знакомых есть Джейкоб. Надеюсь, твой звонок сильно порадует его.
— Когда он звонил?
— Вчера и позавчера. Я собиралась сказать тебе при нашем следующем разговоре. Ладно, извини. Проходи. Взгляни на нее. — Но он не двинулся с места, только схватил ее повыше локтей. — Оливер, — запротестовала она, сердито вырываясь.
— Какой-то мужчина прислал тебе розы. На прошлой неделе. Ты мне позвонила.
— Совершенно верно. Позвонила и сказала.
— Скажи еще раз. Театральный вздох.
— Лимузин привез мне розы и очень милую открытку. Я не знаю, от кого они. Так?
— Но ты знала, что их привезут. С фирмы позвонили заранее.
— С фирмы позвонили. Правильно. «Мы должны привезти цветы в резиденцию Хоторнов. Когда кто-нибудь будет дома?»
— Не с местной фирмы.
— Нет, фирма лондонская. Не «Интерфлора» и не зеленые человечки. Уникальные цветы, которые будут посланы из Лондона фирмой, специализирующейся на уникальных цветах, и когда я смогу их принять? «Вы шутите, — ответила я. — Вам нужны другие Хоторны». Но, как выяснилось, цветы предназначались нам. «Миссис Хоторн и мисс Кармен, — уточнили на другом конце провода. — Шесть вечера завтрашнего дня вас устроит?» Даже положив трубку, я думала, что это чья-то шутка, ошибка или трюк какого-то коммивояжера. Но на следующий день ровно в шесть к дому подкатил лимузин.
— Какой?
— Сверкающий длинный «Мерседес»… Я же тебе говорила, не так ли? С шофером в серой униформе, словно сошедшим с одного из рекламных объявлений. «Вы должны носить краги», — сказала я ему. Он не знал, что такое краги. Я тебе и об этом рассказывала.
— Какого цвета?
— Шофер?
— «Мерседес».
— Синий металлик, отполированный, как свадебный автомобиль. Шофер — белый, униформа — серая, розы — кремово-розовые. С длинными стеблями, с тончайшим ароматом, только что распустившиеся. Плюс высокая белая фарфоровая ваза, чтоб было куда их поставить.
— И открытка.
— Совершенно верно. И открытка.
— Ты говорила, без подписи.
— Нет, Оливер, я не говорила, что без подписи.
Подпись была, и я тебе ее зачитывала: «Двум прекрасным дамам от их верного поклонника». На фирменной открытке фирмы, приславшей цветы. «Маршалл и Бернстин», Джермин-стрит, W1. Когда я позвонила, чтобы узнать, кто же этот поклонник, они ответили, что не вправе назвать имя покупателя, даже если бы и знали его. Анонимные отправления для них — обычное дело, особенно перед Днем святого Валентина, но их политика остается неизменной круглый год. Так? Ты доволен?
— Они по-прежнему у тебя?
— Да, Оливер. Я их не выбросила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115