— Давай-давай, выкладывай остальное.
— Металл, из которого сделан ваш шарик, — гафний. Очень чистый гафний. У тебя нет больше таких шариков на продажу?
— Нет, мы не торгуем гафнием, — резко ответил вместо Тори Рассел. Она, боясь, как бы он не наговорил что-нибудь лишнее, поспешила спросить у Деке:
— Что ты знаешь о гафнии?
— Ну, так... — Деке вернул Тори шарик. — Гафний — побочный продукт, получаемый при добыче циркония. Его используют в качестве контролирующих стержней в ядерных установках. Эти стержни — подвижные, они поглощают выработанные во время цепной ядерной реакции нейтроны. При помощи контролирующих стержней управляют ходом ядерной реакции. Обычно стержни изготавливают из бора, но этот материал быстро изнашивается, и стержни приходится заменять новыми. Гафний выгодно отличается от других металлов, применяемых для подобных целей, тем, что он изнашивается гораздо медленнее. И он способен поглощать какое угодно количество нейтронов. Как правило, стержни из гафния ставят в ядерные установки на подводных лодках, и это понятно: чем дольше работает ядерная установка, тем дольше подводная лодка может находиться в погруженном состоянии.
— Как долго служат стержни из гафния?
— Если стержни из бора изнашиваются через полгода, то стержни из гафния служат более двух лет.
— О'кей, — вмешался в разговор Рассел. — Ты говоришь о стержнях, а у нас-то шарик. Деке понимающе кивнул.
— То, что вы мне дали, настоящий, чистый гафний, я уже говорил об этом. То есть это супергафний, такой в природе не встречается.
— Но это не стержень. Видимо, шарики предназначены для какой-то другой цели?
— Угу. В точку попали. Шарики гораздо лучше стержней. Они — часть активной зоны ядерного реактора. Понимаете, ядерный реактор с такими шариками — нечто совершенно новое. Хотел бы я взглянуть на реактор, который работает с такими вот шариками. Кстати, ваш шарик очень бы мне пригодился.
— Ну-ну, спокойно, Деке, — сказала Тори.
— Да я ничего.
Рассел спросил:
— В чем может состоять преимущество новых ядерных реакторов?
Деке пожал плечами.
— Думаю, подводная лодка с таким реактором сможет находиться под водой в течение пяти лет.
— А еще что?
Деке поразмыслил немного, потом ответил:
— При помощи шариков из гафния можно будет сконструировать ядерный реактор гораздо меньших размеров и большей мощности, чем все известные на сегодняшний день модели.
— Какой мощности?
— Точно сказать не могу. Во всяком случае, это будет портативный реактор, который можно таскать в рюкзаке, и очень мощный...
* * *
— Господи Иисусе! — вздохнул Рассел, когда они вышли из татуировочной мастерской. — Сначала наркотики, теперь — портативный ядерный реактор! Значит, многие государства работают над созданием небольшого по объему источника ядерной энергии, вот оно что! Подумай, Тори, какие перспективы!
— Да уж, — содрогнулась Тори.
— Кстати, ты знаешь, тот кокаин, в котором находились упаковки с гафнием — обычный, не суперкокаин. Так что Эстило не замешан в деле с суперкокаином.
— Слабое утешение.
Они зашли в одну из многочисленных столичных кофеен в районе Роппондзи. Снаружи и внутри кофейня была оформлена в современном стиле; скрытые неоновые лампы подсвечивали красным светом карликовые деревья, скульптуры летящих журавлей, волн, сделанных из нержавеющей стали. Скульптурные изображения являли собой странное сочетание древних традиций японского изобразительного искусства и модернистских решений.
На улицах было полно народу; люди, спешившие куда-то по своим делам, были одеты, на взгляд Рассела, так чудно, что можно было принять их наряды за карнавальные костюмы. В одежде преобладали чистые, яркие цвета: черный, белый, серый, никаких оттенков, полутонов; за яркостью красок линии кроя как-то терялись, и одежда приобретала символический, нереальный вид.
— Тори, почему в Японии так любят символы?
— Я тебе объясню. Любовь японцев к символике всего лишь следствие их быта, отражение культуры; говоришь одно — делаешь другое. Слишком большое скопление людей на крошечном клочке земли. Из-за землетрясений нельзя было строить капитальные здания, — жилища делают из дерева и бумаги, потому что такие дома легче восстановить. Два этих фактора — недостаток пространства и хрупкое жилье — привели к тому, что у японцев не так сильно, как у других наций, развито стремление обособиться, отделиться от окружающих. Попробуй посекретничай с кем-нибудь в комнате, стены которой сделаны из рисовой бумаги! Разве в подобных условиях возможно уединиться? Теснота, определяемая природными условиями, полностью исключала уединение. Японец с древних времен привык быть на людях, составлять часть неизменной общности, подчинять ее интересам собственную жизнь. На этой основе сложилась так называемая групповая психология японской нации. Отсюда и любовь к символике — символ не является достоянием одного человека, символ понятен многим, всем.
— Но что стоит за этими символами? Они же не имеют смысла!
— Ты, Рассел, как представитель европейцев, по-своему, конечно, прав. Но японцы думают не так, как ты. То, что лежит на поверхности, — достойно восхищения, но не требует подражания. Если соблюдены условности, требования этикета, какая разница, что творится у человека в душе, какие у него мысли? И замечательно, что за символами ничего не стоит: тем меньше шансов попасть в смешное положение.
«Вот и я веду себя сейчас совершенно в японском духе, — думала про себя Тори, — рассуждаю о японской культуре, как профессор, словно являюсь частью этой культуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181