Он был целиком посвящен всяким экстремальным способам времяпрепровождения. Тут был и сплав тебе на каяках, и прыжки с небоскребов, и жесткий фрирайд, и хрен его знает что еще! Как сейчас помню, я сидел на банкетке в пустом Инженерном и сильно удивлялся.
Внимательно пролистав издание, никаких упоминаний о Леоныче я не обнаружил. В главных ролях там были какие-то совершенно другие люди.
Я так и не понял, подсмотрел ли Леонов это название и концепцию у уже готового продукта, или действительно придумал сам. В конце концов, нередки же случаи когда люди, никак между собой не связанные, делают одновременные изобретения. Взять хотя бы известную историю с радио… Идеи носятся в воздухе, и всегда существует вероятность того, что кроме тебя они придут в голову кому-то еще.
Таким образом, тема «Адреналин» была закрыта окончательно.
Тут очень кстати мне подоспело щедрое предложение «прессбуков» посидеть у них на «Савеловском». Конечно же, я с превеликой радостью согласился. Годовалое дитё, «семья – ячейка общества», и все такое прочее… Бытовое, скучное, но необходимое.
Правда, потом оказалось, что-то лето было не самое удачное время для книжной торговли, но это обстоятельство никак не отменяет ни щедрости предложения, ни самое главное, его своевременности. И вообще, это уже другая история.
Я известил Е.Е. о своем решении оставить Службу. Он пожелал мне успехов, и без лишних слов, хотя и с сожалением подписал заявление на увольнение. В последний день я собрал человек пять из тех, кого хотел видеть, и мы отправились в гости к Ивану Ивановичу – в подвальную каморку дома № 3/8 по Лаврушинскому переулку. Ваня к тому времени окончательно перешел на суточный график, и собственно в Третьяковке уже не появлялся. Предстояла обязательная для каждого порядочного сотрудника процедура прощального банкета.
Добрейший Ваня нажарил полную сковородку картошки, Олег Баранкин притащил своего фирменного сала, Валерьян Кротов – домашних солений: патиссонов там, капустки, огурчиков. Виктор Викторович побаловал собрание приличнейшим самогоном из своих стратегических запасов. Мало того, он, благородно предав забвению ту давнюю историю, еще и подарил мне на память двухлитровую бутыль вишневой настойки. Сергей Львович и Робби Кремер пришли просто так, без подарков, но и на том им спасибо.
Мы очень славно посидели, выпили, повспоминали прошлое, повздыхали про настоящее, понадеялись на будущее. Мне вдруг стало даже немного жаль покидать этих отличных ребят в такое непростое для них время. Но выбор был уже сделан, да и не было его, выбора-то. Меня позвали другие горизонты. В пампасы, так сказать. Не собирался же я, в самом деле, всю жизнь сторожить чужое.
Поздно вечером 16 апреля 1999 года я вышел из подвала дома № 3/8 по Лаврушинскому переулку. Снег уже полностью сошел, воздух был свеж и слегка морозен. Высоко над Москвой в черно-синем, прозрачном небе сверкали необычайно крупные звезды. Они с разной скоростью кружились. Почти все по часовой стрелке, но я зорко приметил и такие, которые кружились в обратную сторону. И еще помню запах мокрой оттаивающей земли на клумбах. Весна, одно слово.
В переулке не было ни души, только вдалеке прохаживался вдоль забора дежурный мент Василий. Я свистнул, помахал ему рукой. Он в ответ помахал мне. Потом еще что-то прокричал неразборчивое: «…мать, Фил! …так – чемпион!».
Третьяковка, подсвеченная фонарями и прожекторами выглядела в отреставрированной васнецовской мозаике очень нарядно, как коробка дорогого югославского печенья. На фронтоне сидели наборные жар-птицы и еще какие-то диковинные звери, предположительно леопарды. Они смотрели на меня с нескрываемой грустью. По крайней мере, мне так казалось. Под действием кротовского самогона я немного расчувствовался. И даже решил, не торопясь, обойти вокруг Галереи на прощание. Приходят иногда в голову, знаете ли, странные идеи.
В последний раз я шел не просто мимо Третьяковской Галереи, а мимо постов, объектов, контрольных ориентиров.
Главный вход, Служебный, 71-я дверь, «иконы», Депозитарий, «шестой» дом, «четвертый» дом, Архив, кусочек Кадашевской набережной, Малый Толмачевский, секретный объект «Метрострой», избушка пожарной части, Экспертиза, Административный корпус, Храм, Большой Толмачевский, зона «А», Инженерный корпус.
Все, круг замкнулся.
Спустя почти три года Третьяковка снова стала для меня тем же, чем являлась и для всего остального человечества – собранием русской живописи и скульптуры, заключенным в несколько двухэтажных кирпичных корпусов.
Я прошел мимо дома писателей, мимо маленького скверика, где мы иной раз выпивали после смены. Потом мимо строящегося здания (того, где нынче расположился «Альдебаран»). Потом, оставив по правому борту мрачную глыбу Минсредмаша, вброд перебрался через асфальтовую речку Ордынку.
И спустился вниз, в метро.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124