Себя? Да нет… Вот это, похоже, Джилли. Однако одно лицо чем-то неуловимо напоминало и Элвину.Я долго смотрела на эти странные лица и так задумалась, что не заметила, как Элвина, перегнувшись через парту, выхватила листок из моих рук.— Это мое, — сказала она.— А это — ужасно дурные манеры, — отомстила я.— Вы не имеете права брать мои вещи.— Дорогая моя, листок был в твоей тетради.— Ему там не место.— Тогда его и наказывай, — легко ответила я. Потом добавила, уже более серьезным тоном:— Прошу тебя, не вырывай ничего у людей из рук. Это очень некрасиво.— Извините меня, — сказала Элвина, но голос ее еще звучал дерзко.Я вернулась к проверке примеров, большинство из которых она решила неверно. Арифметика не была ее любимым предметом. Возможно, именно поэтому вместо того, чтобы решать задачи, она рисовала разные лица. Почему она так рассердилась? И зачем нарисовала эти лица так, что они напоминали сразу и Джилли и ее саму?— Элвина, — сказала я ей, — тебе нужно уделять больше внимания арифметике.В ответ она что-то буркнула невразумительное.— Ты совсем не усвоила правило умножения. Если бы ты считала так же хорошо, как рисуешь, я была бы тобой очень довольна.Она промолчала.— Почему ты не захотела показать мне свои рисунки? Некоторые из них получились действительно хорошо.Снова молчание.— Особенно мне понравилось изображение твоего отца.Даже сейчас при одном лишь упоминании его имени, на ее губах появилась нежная, хотя и немного грустная, улыбка.— А лица этих девочек? Скажи мне, кто они? Это ты или Джилли?Улыбка словно примерзла к ее губам. Затем она быстро спросила:— А вам как кажется, мисс?— Дай-ка мне еще раз взглянуть на них. Поколебавшись, она все-таки протянула мне листок; ее глаза горели от нетерпения.Я принялась внимательно рассматривать лица девочек, затем сказала:— Вот это может быть либо Джилли, либо ты.— Значит, вы все-таки думаете, что мы с ней похожи?— Н-нет. Мне до сих пор это и в голову не приходило.— А сейчас вы так думаете?— Ты в том возрасте, когда дети бывают похожи друг на друга.— Я совсем не похожа на нее! — закричала она. — Я совсем не такая, как эта… идиотка.— Элвина, ты не должна так говорить. Неужели ты не понимаешь, как это жестоко?— Да, вы правы. Но все равно, я не такая, как она. Я не хочу, чтобы вы так обо мне говорили. Если вы еще раз так про меня скажете, я попрошу отца, чтобы он прогнал вас. Он это сделает… если я попрошу его об этом. Мне стоит его только попросить, и вы отсюда уедете.Она перешла на крик, пытаясь убедить себя сразу в двух вещах: в том, что она ни капельки не похожа на Джилли, и что ей достаточно только о чем-то попросить отца, как любое ее желание будет исполнено.Почему? Снова задала я себе этот вопрос. В чем причина такой ярости?На ее лице застыло замкнутое выражение.Спокойно взглянув на часы, приколотые к корсажу серого платья, я сказала:— У тебя осталось ровно десять минут, чтобы закончить сочинение. — И, придвинув к себе учебник арифметики, я сделала вид, что внимательно изучаю его.
Второе происшествие расстроило меня еще сильнее. День прошел спокойно. Закончив занятия с Элвиной, я, как обычно, пошла гулять в лес, а когда вернулась, у парадного крыльца стояло два экипажа. Один из них я узнала — это Питер и Селестина Нэнселлок приехали из Маунт Уиддена. Второй экипаж был мне не знаком: очень красивая карета с гербом. Интересно, чей это герб, подумала я, прежде чем спохватилась, что меня это не должно касаться.С заднего крыльца я быстро поднялась к себе. Ночь была теплая, и, сидя у открытого окна, я слышала звуки музыки, которые доносились из окон гостиной. Я догадалась, что Коннан Тре-Меллин принимает гостей.Мое воображение немедленно нарисовало их сидящими в одной из тех комнат, где я так и не была. А почему, собственно, это тебя задевает? Ты всего лишь гувернантка. Коннан Тре-Меллин, элегантно одетый, наверное, сидит сейчас за карточным столом или слушает музыку вместе с гостями.Я узнала «Сон в летнюю ночь» Мендельсона, и меня вдруг охватило страстное желание быть рядом с ними. Странно, что никогда раньше я не испытывала такой потребности ни в доме тети Аделаиды, когда она устраивала свои вечера, ни на обедах у моей сестры Филлиды. Теперь же меня снедало любопытство, и я не удержалась от соблазна позвонить и вызвать Китти или Дейзи, которые всегда все знали и с радостью делились своими знаниями с любым, кто был готов их слушать.На мой звонок пришла Дейзи. Она выглядела радостно взволнованной.— Я хочу умыться, Дейзи, — сказала я ей. — Принесите, пожалуйста, горячей воды.— Сию минуту, мисс, — ответила она.— Сегодня в доме гости, не так ли?— О да, мисс. Хотя сегодняшний вечер ничто по сравнению с теми приемами, которые бывали здесь раньше. Думаю, теперь хозяин будет чаще принимать гостей, ведь год уже прошел. Так говорит миссис Полгрей.— Здесь, наверно, было очень тихо в прошлом году.— Но так ведь полагается… после смерти в семье.— Конечно. А кого сегодня принимает мистер Тре-Меллин?— Приехали мисс Селестина и мистер Питер.— Я видела у крыльца их карету. — Заметив интерес и нетерпение в своем голосе, я устыдилась: чем я лучше этих болтливых служанок?— Я могу сказать, кто еще приехал.— Кто же?— Сэр Томас и леди Треслин. У нее был такой заговорщицкий вид, будто мне следовало знать что-то очень важное об этих гостях.— Вот как? — спросила я с интересом, чтобы она продолжала.Миссис Полгрей говорит, — сказала Дейзи, — что ему впору в постели с грелкой лежать, а не по гостям разъезжать да с дамочками кокетничать.— Разве он болен?— Да ему уж когда за семьдесят-то перевалило, и сердечко у него неважное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83