В прежние времена в этих краях существовала традиция так называемого «права сеньора»и мы с Джеффри отдали ей должное, сделав все, что в наших силах, чтобы поддержать ее.— Ты хочешь сказать, что у тебя было много любовниц.— Я вел жизнь распутного волокиты. Но теперь все в прошлом. С этого момента я буду верен одной единственной женщине всю оставшуюся жизнь. Спасибо тебе, дорогая, за то, что ты веришь мне. Так и будет, клянусь тебе, Марти. Моя прошлая жизнь научила меня лучше видеть и оценивать человеческие отношения, помогла мне понять, что мое чувство к тебе — это любовь.— Да, — согласилась я, — мы всегда будем верны друг другу, потому что это единственный способ доказать глубину нашей любви.Коннан взял мои руки и поцеловал их. Никогда еще он не был таким серьезным:— Я люблю тебя. Никогда… никогда не забывай этого.— Я постараюсь.— До тебя могут Дойти сплетни.— Да, иногда такое случается.— Ты ведь уже слышала про Элис и про то, что Элвина не мой ребенок? Дорогая, кто-то сказал тебе, и ты не хочешь выдавать рассказчика. Неважно. Ты знаешь правду. Я никогда не мог любить этого ребенка. Я даже старался как можно меньше ее видеть. Для меня она была постоянным напоминанием о том, что я хотел бы забыть. Но с твоим приездом мое отношение к ней переменилось. Ты объяснила мне, что она всего лишь несчастный, одинокий ребенок, страдающий за грехи взрослых. Видишь, ты изменила меня, Марти, милая! С тех пор, как ты здесь, переменился весь дом, и это еще одно доказательство, что у нас с тобой все будет по-другому.— Коннан, я хочу, чтобы этот ребенок был счастлив. Пусть она никогда не узнает, что она не твоя дочь. Позволь ей относиться к тебе как к отцу. Это единственное, что ей нужно.— Ты будешь ей матерью. Мне придется быть ее отцом.— Мы будем так счастливы, Коннан.— Ты умеешь заглядывать в будущее?— Да, в наше, потому что оно зависит от нас, а я хочу, чтобы мы были очень-очень счастливы.— Как мисс Лей скажет, так и будет. Обещаешь, что сплетни обо мне тебя не расстроят?— Ты имеешь в виде леди Треслин, я знаю. Она была твоей любовницей. Он кивнул:— Но я порвал с ней. С этим покончено навсегда, — поцеловав мне руку, он добавил, — разве я не поклялся в вечной верности?— Коннан, но она такая красавица и всегда будет жить рядом.— Но я люблю другую — первый раз в жизни люблю по-настоящему.— А ее ты не любил?— Страсть, влечение иногда можно принять за любовь, — ответил он, — но полюбив по-настоящему, я вижу теперь всю разницу. Давай забудем прошлое, дорогая.Давай начнем сначала… ты и я… в горе и в радости… Я снова оказалась в его объятиях. — Коннан, может быть, я сплю? Скажи, что нет. Когда, наконец, я поднялась к себе в комнату, было уже очень поздно, и я была так счастлива, что боялась заснуть, чтобы при пробуждении все произошедшее не оказалось сном.
Утром я рассказала Элвине о том, что произошло. На мгновение ее лицо озарилось улыбкой, и хотя она тут же приняла равнодушный вид, я уже поняла: она рада случившемуся.— Теперь вы останетесь с нами навсегда, мисс? — спросила она.— Да, — заверила я ее.— Научусь ли я когда-нибудь ездить верхом так же хорошо, как и вы…— Думаю, ты будешь ездить намного лучше. Ведь у тебя больше возможностей тренироваться, чем когда-либо было у меня.Элвина снова улыбнулась, но, сразу посерьезнев, спросила:— Как же мне теперь называть вас, мисс? Ведь вы станете моей мачехой?— Да, но ты можешь называть меня, как хочешь.— Наверное, мне придется называть вас мама, — ее губы дрогнули.— Если тебе это не нравится, то ты можешь называть меня Марта, или Марти. Так меня всегда звали отец и сестра.— Марти, — повторила она. — Мне нравится. Похоже на лошадиную кличку.— Вот это я понимаю, похвала! — воскликнула я весело.Потом я отправилась к Джилли.— Джилли, — сказала я ей, — я стану миссис Тре-Меллин.При этих словах на ее губах появилась ослепительная улыбка. Глаза засияли. Она бросилась ко мне и, радостно смеясь, спрятала лицо в складках моего платья.Мне было всегда трудно понять, что именно Джилли думает и чувствует, но было очевидно, что она довольна. Для нее Элис и я уже давно слились в одно лицо, поэтому она меньше всех удивилась новости. Для Джилли казалось само собой разумеющимся, что я займу место Элис. И, наверное, в это мгновение она поверила, что я и есть Элис.
Через день мы отправились домой. Всю дорогу до станции мы пели корнуэльские песни. Коннан был весел, как мальчишка, и я подумала, что теперь так будет всегда. Элвина и Джилли пели вместе с нами. Странно было слышать, как тихонько, будто про себя, поет этот ребенок, который с трудом может разговаривать.Мы пели «Двенадцать дней Рождества». У Коннана оказался приятный глубокий баритон, и я была на вершине счастья, когда он спел:На первый день Рождества мне милый прислал дорогие подарки Старую грушу с гнездом куропатки…Мы допели песню до конца, но я никак не могла вспомнить, что же он дарил ей после пяти золотых колец, и мы весело смеялись, когда вышел спор из-за количества присланных гусынь и бойко торгующих молочниц.— Какие-то странные подарки он ей присылал, — заметила Элвина, — кроме золотых колец, конечно. Наверное, он просто притворялся, что влюблен.— Нет, он правда очень любил ее, — возразила я.— А почему она была так в этом уверена? — настаивала Элвина.— Потому что он сам ей об этом сказал, — ответил Коннан.— Ну тогда он должен был прислать ей что-то получше куропатки на грушевом дереве. Наверняка, куропатка улетела, а груши оказались маленькие и жесткие, из которых можно только компот сварить.— Нельзя быть такой строгой к влюбленным! — воскликнул Коннан. — Им весь мир улыбается, и ты тоже должна быть к ним добрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83