— Верно, — кивнул Хьюго. — Я пошел в армию, как только закончил… как только мне исполнилось семнадцать лет. Меня приписали к первому батальону как раз вовремя, чтобы отплыть вместе с Уайтлоком. Думаю, мне здорово повезло, но все, что я получил, — это сыпняк, от которого чуть было не отдал Богу душу, и лошадь. Я, помню, заплатил за нее три доллара. Но тогда я был молокососом. Я мог бы купить эту клячу и за два.
— Вы принимали участие в штурме Буэнос-Айреса? — спросил Ричмонд.
— Ну, я бы не назвал это штурмом, — ответил Хьюго.
— Постыдно плохо организованная операция, — заметил Мэтью.
— Ага, нам пришлось с позором отступить. Наши люди писали на всех углах в Монтевидео, что генерал Уайтлок — трус, или предатель, или и то и другое вместе. Но лично я думаю, что он — не что иное, как бесхребетный тугодум. — Он сделал глоток вина и широко улыбнулся. — Ребята обычно пили за провал белых локонов [8], — поведал он.
— А потом? — нетерпеливо спросил Ричмонд, не сводя горящих глаз с майора.
Хьюго улыбнулся ему:
— А потом я отправился домой в отпуск по болезни, потому что от меня остались кожа да кости.
— Бедный мальчик, — прошептала миссис Дэрракотт, в которой проснулся материнский инстинкт. — Ваша мама, должно быть, пришла в ужас. Но уверена, она быстро вас выходила.
— Нет, моя мама умерла за год до того, как я записался в армию, — ответил Хьюго.
— О, бедный мальчик! — уже громко воскликнула миссис Дэрракотт, бросая вызов неудовольствию своего свекра. — Но вероятно, у вас остались другие родственники?
— Дедушка. Моя мама была его единственной дочерью. От воздуха Йоркшира и доброй йоркширской пищи я быстро пошел на поправку.
— А вы были в Ла-Корунья? — спросил Ричмонд.
Хьюго кивнул. Но прежде чем Ричмонд успел продолжить расспросы о военной кампании, вмешался лорд Дэрракотт, заявив, что лично он не желает слушать никаких разговоров о войне за обеденным столом. Хьюго, воспринявший грубое замечание с непоколебимым спокойствием, переключился на похвалу яблочного пирога, немалый кусок которого съел с отменным аппетитом.
Остаток обеда прошел без происшествий. Первый раз, пожалуй, за все годы, что миссис Дэрракотт провела в усадьбе Дэрракоттов, она медлила подавать сигнал дамам вставать из-за стола. Ее обуяло материнское сострадание, и ей от всего сердца не хотелось оставлять своего громадного, но такого несчастного племянника на растерзание недружелюбно настроенным родственникам.
Но оказалось, что не Хьюго, а Клод навлек на себя гнев милорда. Когда со стола сняли скатерть, перед его светлостью по обычаю на стол поставили не только графины с портвейном и мадерой, но и три табакерки с разным табаком. Милорд слыл большим знатоком и смешивал для себя табак по особому рецепту, но для своих гостей предлагал «Олд Бьюроу», «Кинге Мартиник» и «Хардман-97». Он не стал предлагать свою табакерку никому, кроме Винсента, и был скорее удивлен, чем раздосадован, когда этот элегантный молодой человек, отклонив предложенную ему честь, вытащил собственную табакерку, открыл ее со щелчком большим пальцем, говоря:
— Попробуйте моего табака, сэр. Я ценю ваше мнение.
— Сам смешал, верно? — спросил его светлость. Он взял понюшку и критически втянул в ноздрю. — С бразильским переборщил, — заметил милорд. — Почему ты не обратился ко мне за рецептом? Ну все равно, ты еще зелен… — Тут он внезапно замолк, его взгляд в гневе остановился на Клоде, который вытащил из кармана маленький серебряный совочек и заячью лапку и приготовился, в счастливом неведении о злобном пристальном взгляде милорда, подцепить немного табака из табакерки, стоящей прямо перед ним.
— Какого черта?! — рыкнул его светлость таким голосом, что Клод вздрогнул, приподнял голову и выронил свой маленький совочек. — Ах ты! — рявкнул милорд. — Ах ты, попугай!
— Выброси эту штуку, дурак, — прошипел Мэтью с досадой в голосе. — Не строй из себя шута.
— И ничего я из себя не строю! — негодующе отозвался Клод. — Уверяю вас, господа. Это последний шик. Берете табак совочком, чтобы не запачкать пальцы, а если просыплете немного на фрак, тут же можете стряхнуть заячьей лапкой…
— Я не потерплю такой мерзкой глупости в своем доме! — громогласно возвестил его светлость. — Подумать только, мой внук не нашел ничего лучшего, как тратить попусту время, придумывая, что бы выкинуть поэкстравагантнее.
— Мой дорогой сэр. Вы обвиняете невинного, — сказал Винсент. — Это все Тингуолл, записной щеголь, утонченный денди, знаете ли. Это одна из его причуд. Трагедия же всей жизни моего брата Клода заключается в том, что ему до сих пор так и не удалось придумать ничего сногсшибательного, что стало бы последним писком моды. Поэтому-то он вынужден копировать экстравагантные выходки других.
— И нечего надо мной издеваться! — огрызнулся Клод. — Сам-то начал копаться с мотыгой в парке, лишь чтобы подражать Брейдингу.
— Как бы не так, братец. Это Брейдинг последовал моему примеру.
— Хватит! Прекратите! — вмешался их отец, отставляя табакерку подальше от Клода и пододвигая ее к Хьюго. — Угощайтесь, если вам правится этот сорт табака.
— Нет, спасибо, — отвечал Хьюго. — Я лучше подымлю. Приобрел эту привычку в Испании.
— Но тут тебе придется избавиться от этой привычки, — проворчал лорд Дэрракотт. — Курение — непристойная и отвратительная трата табака. Я этого не потерплю.
— Я никогда и не иду против принципов других, — спокойно отозвался Хьюго. — Я буду курить свои сигары в саду. Надеюсь, по этому поводу мы не станем цапаться?
— Не станете — что? — заинтересовался Клод.
— Цапаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116