Артисты со вздохом облегчения потянулись к выходу. Последним, опираясь на сачок, залу покинул хозяин дома банкир Дуремар-Грымзин. Уходя, он аккуратно выключил свет и закрыл дверь на ключ. И никто, кроме инспектора Столбового-Пьеро, не заметил кончика колпачка, торчащего над стульями в последнем ряду зрительного зала.

* * *

Особняк главы банка «ГРЫМЗЕКС» погрузился в сон. Но спали не все. Например, что делал запертый в главной зале детектив Дубов, не знал никто -даже инспектор Столбовой, которого он попросил подежурить в коридоре.
Пристроившись на стуле, Егор Трофимович пытался читать драматическую поэму Софьи Кассировой «Нильскaя рапсодия», изданную за счет автора отдельной брошюрой в местном издательстве «СВЕТОЧ». С трудом пробираясь сквозь туманные и таинственные образы этой незаурядной поэмы, Столбовой пытался вникнуть в монолог лирической героини поэмы:

"Жрецу Омона помоляся в храме,
Направилась я к Нилу в ближний путь,
Где Аллигатор острыми зубами
Ласкал мою девическую грудь".
Жрец Омона ответствовал ей:
"Я крокодилов пас в лугах
На топких Нильских берегах.
А Крокодил жевал сапог -
Наверно, я бы так не смог".

Буквы запрыгали перед глазами Егора Трофимовича, и он забылся в тяжкой полудреме. Ему виделся страшный крокодил, уволакивающий черепаху Тортилу в топкие пучины.
От этих кошмаров инспектора освободил голос господина Романова, совмещавшего Карабаса Барабаса и Тортилу.
– Вы так стонали, – озабоченно говорил порноиздатель. – Я уж решил, что и с вами что-то случилось.
– А, нет, ничего, – пришел в себя Столбовой. – Спасибо, что разбудили.
– А у меня к вам дело. – Господин Романов извлек из-под бороды небольшой пакетик, адресованный Карабасу Барабасу. – Это мне только что передал охранник, будто бы кто-то принес и оставил у входа. Я решил сам не открывать, а только вместе с вами.
– Правильно решили, – одобрил Столбовой. – Вскрывайте.
Карабас Барабас снял обертку и открыл скрывавшуюся под ней картонную коробочку. Через миг ампирные стены коридора огласились не совсем нормативной лексикой – так адресат откликнулся на действие мышеловки, спрятанной в коробочке. Столбовой, подтянув пьеровские рукава, помогал Романову освободить палец из капкана.
– Что за глупые шутки! – прорычал Карабас, потирая бородой пострадавший палец.
– Это нам предстоит выяснить, – невозмутимо ответил инспектор.

* * *

Ровно без четверти шесть утра господин Грымзин открыл дверь гостиной и впустил туда актеров. Первым, что они увидели, был Буратино, сладко спавший на сдвинутых стульях. От голосов Дубов проснулся:
– А? Что? Да, я тут малость заснул. А что делать – всю ночь на ногах...
– Господа, приступаем к репетированию последней и заключительной мизансцены, – возвестил Святославский. – Не забудьте, что она несет на себе главный груз экзистенциально-концептуальной невостребованности...
Пока режиссер развивал свои гениальные идеи, Столбовой уединился с Дубовым и сообщил о последнем сюрпризе – мышеловке для Карабаса.
– Еще одна загадка? – задумался детектив. – А может, наоборот – все потихоньку начинает становиться на свои места?
– А как ваши успехи, Василий Николаич? – поинтересовался Столбовой.
– О, мои успехи! Мои успехи, Егор Трофимыч... – Но рассказать о своих успехах Дубов не успел, так как режиссер попросил Буратино и Пьеро приготовиться к выходу на сцену.
А на сцене перед картиной горящего очага понурясь сидели Папа Карло и Джузеппе – Сизый нос. Папа Карло чинил шарманку и привычно бормотал:
– Хочешь – не хочешь, а жить надо... И еще руководить антиалкогольным обществом, и вести борьбу с гомосексуальными меньшинствами, засевшими в высших эшелонах власти... Говорят, есть одна страна на свете, где ветераны творческих профессий живут в покое и довольстве на одну пенсию, и им не приходится таскаться по дворам с шарманкой...
– Но эта страна – явно не Кислоярская Республика, – ехидно вставил Сизый нос.
– А где она, эта страна? – горестно вздохнул Папа Карло.
Но Джузеппе не успел ответить, так как дверь в залу медленно раскрылась, а следом за ней широко раскрылись рты и глаза всех присутствующих, ибо на пороге, шатаясь, как тростник на ветру, возникла первая лиса Алиса – не совсем невредимая, но все-таки живая. Она была все в том же лисьем костюме, в котором ее застигла смерть, но с накинутым поверх него грязным белым халатом.
– Наденька, это вы! – Детектив Дубов подбежал к Алисе и бережно усадил ее в кресло.
– Это ужасно, – прошептала Надя. – Последнее, что я помню – как получила чем-то тяжелым по голове. А потом... – Алиса задрожала и откинулась на спинку кресла. – А потом, уже там... там...
– В морге? – подсказал Буратино.
– Так это был морг!.. О, боже мой...
– Ну, и что же в морге? – живо заинтересовался Ибикусов-Базилио, доставая из-под хвоста репортерский блокнот.
– И в морге какой-то тип, от которого несло, как от винной бочки, пытался меня зарезать вот таким ножом!
– А, так это же доктор Cерапионыч! – облегченно воскликнул Дубов. -Наденька, не держите на него зла – он выполнял свои медицинские обязанности, то есть совершал ваше вскрытие.
– Надо же – а я и не знала, – опечалилась Надя. – Ударила его, схватила этот халат... И побежала сюда...
– Главное, что вы живы, – ласково сказал Дубов. – Наденька, вы лучше прилягте, отдохните, здесь с вами ничего не случится... Ах, какое счастье, какое счастье...
– Я принесу теплое одеяло и что-нибудь согревающее натуру, – сказал Грымзин.
– Да, что-нибудь... Пожалуйста... – прошептала Алиса и в изнеможении закрыла глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138