Неверные плюются в них громом и молнией, принося смерть нашим воинам. Нам неведомо его оружие, порождение дьявольской тьмы. Горят селения нашего народа, гибнут люди наши. Так неужели потерпим бесчинство воинов царя Белого? Детушки мои, вы можете уничтожать ненавистных чужаков всех до последнего. Взгляните на Маметкуля, смелого вожака вашего! В его жилах, как и в моих, кипит та же кровь великого Чингиз-хана. Дух его и ныне с нами, Чингиз приведет нас к победе.
Кучум смолк, кивнул головой Маметкулю, и ханов племянник двинулся к воинам, похлопывая рукой по бокам своей лошади в богатой упряжи.
Потомок Чингиз-хана вскинул царственную длань.
– Хан говорил с вами. Да здравствует хан Кучум! Разбойные ватаги Белого царя далекой Московии напоят своей кровью землицу Сибирскую. Бейте их всюду, где встретятся они вам за Поясом Каменным.

В то же самое время государь всея Руси Иван Васильевич Грозный диктовал грамоту приказному дьяку.
– …И мы на Волгу казаков не посылали, а воровали они без нашего ведома, и наших послов вместе с вашими, ногайскими, переграбили; и прежде того они воровали, и мы их, сыскав, казнить велели… велели! – возвысив голос, повторил государь. – А ныне на Волгу людей своих из Казани и из Астрахани многих послали и велели им тех воров, волжских и донских казаков, перевешать.
Устав от диктовки грамоты, что должна быть послана ногайскому хану, которого в очередной раз пощипали казаки, Грозный обратился к Борису Годунову.
– Донские казачишки изрядно досадили турскому войску, степи вот опять пожгли. На том им спасибо. Но не пора ли прекратить казачье своевольство, прибрав под великую руку. Надобно изловить злодеев и повесить…
– Будет, как велено, государь! – поклонился Годунов.

Со времени встречи купчин Строгановых с государем в палатах кремлевских минуло долгих пять лет. И ничто практически не изменилось с тех пор. Войск царевых Строгановы так и не получили, а в одиночку воевать с ордами Кучумовыми – сущее безумие. Кроме того, Маметкуль везде посты сторожевые расставил, только торговый люд пропускали беспрепятственно. Так зачем покорять что-то, коли мирно дела уладить можно, с помощью звонкой монеты?
По царскому пожалованию во владение Строгановых отводилось 3 415 840 десятин земли – необозримые просто просторы. Уходили люди от нестерпимого гнета и попадали в новую кабалу – купеческую. Но кабала эта была куда приятней батогов царевых.
Край Пермский оказался богатый: и лес, и пушнина, и рыба, и земля, а в ней – соль. В этой глухой стороне на сотни и тысячи верст тянулись не знавшие топора черные леса, речки и озера дикие, острова и наволоки пустые.
В эти пять лет отдали Богу душу Яков и Григорий Строгановы, оставив после себя наследников дела купеческого – брата Симеона и сыновей своих Никиту с Максимом. Да еще план прежний – покорения земель Мангазейских. Царь Иван Грозный живехонек еще был – только еще более кровавый, чем прежде.
Строгановы послушно слали щедрые дары в Московию, да только вот о Сибири никто более не заговаривал, ни царь, ни купцы. Государя московского сильнее всего занимали Речь Посполитая с Литвой – до них-то как-никак рукой подать! А Мангазея… Что Мангазея? Фантазия, плод воображения лукавого!
Широко развернулись Строгановы – край обширный Пермский, богатый. И соляной рассол из недр земных выкачивали, и угодьями охотничьими овладевали, добывали ценного зверя. И привечали всех, кто имел здоровые руки, был лих в работе и покорен их желаниям. Они селили прибывших к ним на лесосеках, в соляных городках, заставляли корчевать лес под пашню, гнать деготь, добывать соль, бить зверя.
Вот только обидно было юным Строгановым – братьям Никите и Максиму. Уши у них были молодые, к слухам чуткие, вот и слушали братья рассказы о странных народах, что селятся в низовьях Дона, гордо именуя себя казаками. Однако гордость еще не ум. Эти дурни то боролись на стороне царя, являя чудеса смелости на поле брани, а то шалить начинали, на родной земле разбойничали, выжигая все вокруг себя, грабя, насилуя девок и убивая недавних боевых товарищей своих. За Пояс Каменный тоже иногда наведывались. Народ простой жаловал их – были они людом вольным. В указах кремлевских звались казаки ворьем, душегубцами и предателями. На Азовском море они боролись с султаном османским – и это нравилось государю, а потом налетали всей ватагой на суда купеческие, что по Волге с товаром ходят, и бесследно исчезали с награбленным на маленьких быстроногих лошадках в бескрайних далях степей.
– Казаки одни могут взять на пику царство Кучумово, – твердо сказал Никита Строганов, собрав вести о людях с Дона и прикаспийских степей. – Убивать, вешать да жечь – это их жизнь! Если уж хотим мы заполучить Мангазею, то только с помощью таких вот людей. Мы должны с ними сговориться…
Симеон, последний из стариков купчин, только подивился, до чего востер племянничек его. Уже пять лет лежала без толку в шкафу дарованная Иоанном Васильевичем грамота, способная сделать род Строгановых богатейшим на земле русской. И эта бесполезность её доставляла Симеону боль почти физически непереносимую. Но до сего часа он так и не видел выхода – без войска царского что ж удастся.
– Я напишу казакам письмо, – решился он наконец. – Кто у них вожак-то?
– Да вожак славный, Ермак Тимофеевич, его воевода местный к смерти давным-давно приговорил, да вот поймать все никак не может, – Максим Строганов весело глянул на дядьку. – Для народа волжского он – сущее наказание Божье, а вот мужичье с Дона величает его «братушкой». А что ты ему писать вздумал, дяденька?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66