И вот внезапно взбунтовался, царя московского признавать более не желает и будоражит только всех без дела.
Ермак криво усмехнулся.
– Да он для нас ровно подарок Божий! Никита, казаки покажут, что они под победой понимают!
– Умываю руки, – улыбнулся и Никита. – Если ты с победой вернешься, Ермак Тимофеевич, дорога на Сибирь свободна…

День 22 июля был пронизан солнцем и ярким светом. Земля блестела так, словно ее кто-то натер до сияния самоварного. Так и было, пока не появились казаки, поднимая страшное облако пыли. Сердце замирало при виде этой дикой, необузданной силы.
Встретились они у Силвы – маленькие, узкоглазые остяки и вогулы и «лыцари» Ермака, не пытавшиеся даже скрыть радости – наконец-то, снова в бой, братцы!
Они стояли друг напротив друга, две маленькие армии, мечтая лишь об уничтожении противника.
Мурза Бегулай вскинул руку к глазам. Солнце слепило, а так хотелось получше рассмотреть этих самых казаков… Для него они были всего лишь взгромоздившимся на коней мужичьем, строгановскими сподручными.
– Мы уничтожим их! – выкрикнул Мурза. – Вперед!
В тот же момент Ермак приказал изготовиться.
– Борька, скачи к третьей и четвертой сотням! Мы их, чертей, в кольцо возьмем! Казаки – вперед!
Дикий крик разорвал дремоту солнечного дня. Остяки и вогулы взвыли в ответ казакам. Марьянка дернула коня, в тот же миг увидев, как теряет самообладание Машков. Страх за Марьянку сводил его с ума, и он позабыл науку казачьей жизни. Вместо того чтобы оставаться подле Ермака, Иван поскакал вслед за Марьянкой.
А вокруг развевались на ветру конские гривы, неслись в атаку дико свистящие казаки, раздавался уже нестройный грохот кремневых ружей.
И без посылок «Борьки» казаки брали людей Мурзы в знаменитое кольцо. Гремели конские копыта по земле, вздымалась пыль, звенели сабли.
– Марьянка! – истошно кричал Машков, от страха позабыв об осторожности и выкрикивая вместе с девичьим именем все свое сердце. – Остановись!
– Иван! – пронзительно вскрикнула она. – Скачи ко мне!
У них были самые быстрые лошади в ватаге. И эти лошади сейчас несли их в самую гущу сражения.
Прямо на них в желтом облаке пыли летели, подобно орде обезьян, вогулы и остяки.
– Ты не должен умереть! – дико взвизгнула Марьянка. – Ваня, я люблю тебя!
А потом… Потом произошло страшное. Машкова выбросило из седла, он покатился по земле и замер, прикрыв голову руками и прекрасно зная, что вот сейчас его затопчут сотни лошадиных копыт. Но Машков уцелел. Чудом разве что. Откатила уже волна конная.
Иван сел, глянул на топтавшегося рядом коня, на Марьянку с кремневым пистолем в руках. Поднялся с трудом, опираясь на девушку.
– Я… я упал с лошади, – сплюнул он набившуюся в рот землю. – Я… впервые в жизни во время атаки упал с коня! Не понимаю…
– Чего уж тут понимать, столкнули тебя! – спокойно отозвалась Марьянка. Вогул, прорвавшийся из казачьего кольца, со страшным свистом летел на них. Марьянка вскинула пистоль и, почти не целясь, выстрелила, выбив маленького желтолицего вогула из седла. Машков выхватил у нее из рук пистоль.
– Столкнули? – переспросил он.
– Да! Я и толкнула тебя! Ты должен жить – и ты живешь! Я человека люблю, а не крест деревянный на маленьком холмике. Иван, я так счастлива, что у меня все получилось…
Девушка привстала на цыпочки и поцеловала его.
– Мне конец! – мрачно прошептал Иван. – Пресвятые угодники, я больше уж и не казак…
Маленькая армия Мурзы Бегулая, быстрые узкоглазые остяки и вогулы, были полностью уничтожены в том бою. Ермаковы казаки просто раздавили их. Сабли, ружья, дикий крик, – воистину они получали чисто дьявольское наслаждение, убивая.
Год их души постились в спокойствии, покрывались ржой, и не было ничего, кроме скучной подготовки к походу. И вот сейчас они счастливо пожинали кровавый урожай – так селяне на полях жнут пшеницу и рожь. Неслись крики: «Гой! Гой».
Такого боя люди Мурзы Бегулая еще и в глаза не видывали. Сопротивление поселян, застигнутых врасплох, казалось им чем-то смешным и нелепым. Дикие битвы с охраной торговых обозов Строгановых только слегка будоражили кровь. Но в том, что творилось сейчас, не было ничего человеческого. Нет, явно не из мира сего нагрянули на берега Силвы казаки! И был лишь один выход: бежать, и шут с ним, что назовут тебя трусом. Как же не бежать от сатаны и воинства его?
Войско Мурзы Бегулая дрогнуло и побежало. Казаки с улюлюканьем преследовали отступавших.
Машков и Марьянка вновь сидели в седлах, они тоже стреляли, тоже размахивали саблями. Машков все старался прикрыть собой Марьянку, и девушка успевала перезарядить пистоли и ружье, а затем палила из-за его плеча по врагам.
Каждый выстрел попадал в цель. После четвертого выстрела девушки Машков совершенно оглох. У картины уничтожения врага стерся звук. Не слышал он, что кричала Марьянка: «Я люблю тебя, старый дурень!». Понял только, что «старый», что «дурень» и с горечью подумал: «Господи, что я опять не так сделал?!»
К ним во всю мочь погонял коня Ермак.
– Войско без руководства! – проорал он. – Что вы тут топчитесь?
Машков не расслышал и глупо улыбнулся атаману. Он-то думал, что Ермак похвалил его за что-то. Вместо него ответила Марьянка:
– Мы тоже не по кустам прятались, в штаны от страха напустив. Мы боролись, как и ты! – она ткнула пистолем в лежавших кругом убитых и раненых. – Думаешь, они здесь по собственной воле разлеглись?
– Мой посыльный при мне должен быть! – продолжал распалять себя Ермак.
– Я не понял, мы что, врага в кольцо не взяли? – огрызнулась Марьянка.
– Я бы тебе другие приказы передать велел!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66