– Дьявольски злая ночь, Ермак Тимофеевич! Люди пропадают, как будто они капли росы, солнцем высушенные. Надо бы поискать Ивана…
К утру стало ясно, что Машкова, Марьяны и Лупина не было ни на реке, ни в лагере, ни в степи. Наймиты вернулись в Ермаков шатер и признались понуро, что нигде Машкова отыскать не смогли. Все указывало на то, что ему удалось бежать.
– Кто из вас проболтался? – взревел разъяренный Ермак. На висках атамана вздулись жилы, выглядел он ужасно, а в глазах трепетал безумный огонек. – Кто его предупредил, а?
Казаки тут же подумали об исповеди, но Вакула ничего не знал наверняка, ведь имени своей жертвы они ему не назвали. А потому неудавшиеся душегубы лишь пожали плечами и горячо заверили атамана:
– Да никто про то не знает, Ермак.
– А Борька? – вне себя проорал Ермак.
Это был тот вопрос, на который вообще ответа не водилось. А при чем тут посыльный-то? Машков исчез, утек… кто знает, где сейчас паренек болтается… Возможно, татарочку какую-нибудь себе откопал, паренек он миловидный, подумали казаки и смущенно ухмыльнулись. «Должен же он когда-нибудь настоящим мужиком стать…»
Ермак прогнал их прочь и бросился к шатру Таузана, где на диване восседал Вакула Васильевич, безрадостно отмахиваясь от двух щебечущих пташек и скорбя по исчезнувшему дьяку.
– Ну, здесь Александр Григорьевич? – с порога резко спросил Ермак.
Священник только кудлатой головой удрученно покачал.
– Наверное, порешили его! Татары везде рыщут! А я так к нему привык, Ермак. Такая душа золотая… – он согнал прочь двух полуобнаженных татарочек и смахнул слезу. Вакула и в самом деле расстроен был. – А Машков нашелся?
– И его нет!
– А Борька-то появился, пострел?
– Исчез Борька!
– Так! Их, наверное, в орду Маметкулеву погнали! Ох, Николай Чудотворец, это что же деется! – казачий пастырь вскочил на ноги. И загремел грозно: – Да я прямо сейчас кишки татарские на кулак намотаю! Я всю Сибирь прочешу, устрою им тут бурю! Да я для такого дела сан с себя монашеский сложу!
– Да не торопись ты так, батюшка! – Ермак неподвижно смотрел себе под ноги, судорожно сжимая и разжимая огромные кулаки. – А не могли ли они вместе… сбежать-то?
– Сбежать? – Вакула Васильевич недоуменно вытаращился на атамана. – А зачем это моему дьяку Лупину сбегать? От кого? И почему Машков должен…
– Я его к смерти безвременной приговорил, – отведя глаза в сторону, нехотя признался Ермак.
– Что-о? Господи Боже ты мой, всеблагой! – казачий пастырь в ужасе рухнул на диван. – Али весь мир с ног на голову перевернулся, Ермак?!
– Машков предал меня!
– Кто ж в напраслину такую поверить сможет?
– Да всяк и поверит, потому что я так сказал! – теряя последние крохи самообладания, выкрикнул Ермак. – Или ты супротив меня вякнуть что решишься, сучий потрох?
Вакула Васильевич почел за лучшее переждать Ермаков гнев молча и проглотить обиду за «сучий потрох». Он лишь с большим интересом оглядел бесновавшегося Ермака, словно атаман был огромным диким зверем, выставленным в клетке на потеху ярмарочным зевакам и ротозеям…
– Ну, хорошо, предал тебя Машков, – сказал, наконец, священник, – но Борька-то тут при чем? А?
– Ты что, совсем слепой и глухой, да? – Ермак даже замер на месте. – Да оголец слюбился с Машковым блудно!
Вакула Васильевич весело рассмеялся.
– Ну, на Машкова такого и наговаривать не стоит!
– Да я собственными глазами видел! – мотнул головой Ермак, по-прежнему пряча глаза. «Правду сказать невозможно, – потерянно подумал он. – Останемся при том, что содомничает Машков грешно». – Или ты сомневаешься в том? Мне не веришь?
– Ну, если ты говоришь, то ни в жизнь сомневаться не стану! – и священник вскинул глаза к разрисованному потолку шатра. – Я даже готов поверить в то, что ты дальше мне скажешь – дескать, дьяк мой дорогой Александр Григорьевич сводником меж ними был.
– Да! Так оно и было! – закричал Ермак.
– Пути человеческие неисповедимы, – и священник всплеснул могучими руками. – И вот теперь они сбежали! Куда?
– Да на Русь утекли! Или ты думаешь, что они к Кучуму дернули?
– Чего уж только не подумаешь после таких-то разочарований, – осторожно ответил Вакула. – Ты поймать их надумал, Ермак Тимофеевич?
– Да я на них охоту объявлю, ровно на лис золотых! – с ненавистью сплюнул Ермак. – Не так уж велика Русь-матушка, чтоб от меня спрятаться!
– Ты что, из Мангазеи поворачивать удумал? – ужаснулся священник. – Ты от Сибири отказаться хочешь из-за Машкова? Да перед нами Мангазея лежит… и потом, кто знает, что подарит нам неведомый мир?
– Нет! Мы продолжим поход, но вдогон за ними я лучших людей пошлю!
– А если три беглеца быстрее окажутся?
– Когда-нибудь я же вернусь из похода сибирского! – Ермак шумно вздохнул. – И я найду их! Жизнь человеческая очень долгой может оказаться, если лелеять мечту о мести праведной. А мечту о Сибири я почти уж воплотил! Всю оставшуюся жизнь… мести посвящу!
Священник с жалостью поглядел на атамана и пожал плечами.
– Ради того, чтоб трех человек порешить, ты отказаться от владычества сибирского собираешься?
«Сейчас он меня самого убьет, – подумал Вакула. – Точно убьет. Уж я-то Ермака знаю!»
Но Ермак лишь зыркнул на отца Вакулу омертвело.
– Убить? – по спине священника побежали предательские мурашки. – А кто сказал, что я их убивать буду? Я прикажу их живьем в муравейник зарыть и сидеть рядом буду, глядя, как пожирают их мураши кусочек за кусочком. А когда они корчиться, выть начнут, о пощаде молить, я возьму дудочку пастушескую, что с Дона везу, и заиграю… И как же счастлив-то буду!
Атаман взглянул на отца Вакулу, ожидая ответа, но Кулаков онемел, словно воочию увидев картину страшной мести ермаковой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66