Трабшоу несколько удивился тому, как нас много, но тем не менее великодушно предложил моим спутникам погреться на кухне у печки и предоставил в их распоряжение большую коробку печенья. Меня же он увел в гостиную, где было куда холоднее. Гостиная была большая комната с окнами на север, освещенная тусклым светом серого январского дня. В сочетании с зеленым ковром это освещение показалось мне угнетающим.
Я показал Трабшоу альбом, который нарочно захватил с собой. В альбоме хранилось множество глянцевых фотографий восемь на десять: все более или менее значительные вещи, которые я создал более чем за двенадцать лет работы.
Я объяснил, что не имею права — по соображениям профессиональной этики — изготовить точную копию какого-либо из этих изделий, но могу сделать что-нибудь похожее.
Трабшоу разложил альбом на столе и принялся медленно перелистывать страницы. Я осознал, что для меня очень важно, чтобы ему понравились хотя бы некоторые вещи, несмотря на то что половина из них не годилась в призы. Впрочем, в последнее время призами зачастую служат кубки самой причудливой формы. Так что, пожалуй, в призы годится что угодно.
Трабшоу закончил листать страницы. Он закрыл альбом — к моему великому разочарованию — и, глубокомысленно поджав губы, вынес свой вердикт:
— С вашего разрешения, я хотел бы взять этот альбом с собой и показать его на завтрашнем заседании комиссии. Я знаю, наша дорогая Мэриголд жаждет немедленных действий. Когда мы примем решение, я ей позвоню.
«Ни фига себе! — подумал я. — Какое же лицо у него бывает, когда он кому-то отказывает?»
Трабшоу продолжал:
— Я бы выбрал прыгающую лошадь. Вы не могли бы изготовить что-нибудь подобное? И мне нужно будет знать, какой высоты будет эта фигурка и насколько тяжелая. Та, что на фотографии, кажется мне чересчур большой.
— Какой скажете, — пообещал я и сообщил, что лошадь, которая на фотографии, принадлежит одному из лестерских распорядителей и его супруге.
Пока Кеннет Трабшоу выражал свое изумление, я припоминал во всех деталях разговор в ложе распорядителей, в котором Ллойд Бакстер впервые сообщил мне о белобородом человеке, укравшем и мои деньги, и многострадальную кассету.
Ллойд Бакстер не мог быть фактором икс — у него эпилепсия. Он выше Номера Четвертого и не так подвижен.
Кеннет Трабшоу опустил ладонь на альбом и задумчиво спросил:
— Можете вы добавить в статуэтку достаточно золота, чтобы Мэриголд осталась довольна?
— Да. Сколько угодно.
— А она не получится… э-э… чересчур дорогостоящей?
— Да нет, не слишком.
Кеннет Трабшоу имел вполне определенные основания беспокоиться о стоимости приза, но он некоторое время колебался, прежде чем сообщить о них мне. Наконец он пригласил меня сесть и, усевшись напротив, сказал:
— Не знаю, в курсе ли вы современных проблем конного спорта? Я имею в виду не спортивную форму лошадей или определение их годности для скачек. Я говорю о вопросе, должна ли стоимость приза соответствовать сумме призовых денег, как это было принято до последнего времени. Сейчас многие владельцы отказываются от призов, предпочитая получить всю сумму деньгами. И было предложено отдавать всю сумму деньгами, а приз выдавать в дополнение. Спросите у Мэриголд, готова ли она вручать трофей от себя или она рассчитывает, что за него будет платить ипподром. Предупредите ее, что есть такая проблема.
Трабшоу умолк. Ему явно было не по душе, что пришлось делиться со мной подобными неурядицами.
— Ладно, скажу, только не рассчитывайте, что Мэриголд сама примет решение, — предупредил я. — Шумит она много, но во всех серьезных случаях спихивает решение на своего шофера.
— Не может быть!
— Истинная правда. Ее шофер Уортингтон — золотой человек, и даже лучше того — хрустальный.
Кеннет Трабшоу мужественно принял эту весть и с видимым облегчением вернулся к вопросу расходов.
— То ожерелье, которое хочет Мэриголд, — оно ведь очень дорогое, не правда ли?
Я кивнул:
— Весьма. И выставлять такую вещь на всеобщее обозрение — значит буквально напрашиваться на то, чтобы ее украли. Там слишком много чистого золота.
— А что, разве золото не везде одинаковое? — лукаво поинтересовался Трабшоу.
— Понимаете, — объяснил я, — можно еще покрыть раскаленное стекло расплавленным восемнадцатикаратным золотом, в котором двадцать пять процентов составляют примеси других металлов. Покрываешь золотом те детали, которые должны выглядеть золотыми. Потом снова нагреваешь в отжигательной печи, но только до 450 градусов по Фаренгейту, а когда изделие остынет во второй раз, эти детали будут выглядеть как настоящее золото.
Кеннет Трабшоу слушал как зачарованный. Но, видимо, ему не хотелось показаться скупердяем.
— Нет, золото должно быть настоящим, — сказал он. — Я хочу, чтобы этот приз пришелся по душе Мэриголд. То есть если мы вообще решим, что за это стоит браться.
Я кивал.
Трабшоу с любопытством спросил:
— А что из этого было труднее всего делать?
— Сложнее всего было сделать цыганский хрустальный шарик.
Трабшоу удивился — как и большинство моих собеседников, он думал, что такие стеклянные шары просто выдуваются, как детские воздушные шарики.
— Нет, — ответил я. — Это сплошное стекло. А изготовить идеально круглый стеклянный шар без пузырьков воздуха внутри, которые появляются, когда изделие остывает в отжигательной печи, исключительно трудно.
Он попросил объяснить, что такое отжиг. Когда я объяснил, он вдруг спросил:
— А вы могли бы сделать статуэтку прыгающей лошади на хрустальном шаре?
Я кивнул.
— Она получится очень тяжелой… и это будет довольно сложно… но я могу позаботиться о том, чтобы эта вещь вышла уникальной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75