Он сказал, что до самого дома довезти меня не сможет, потому что ему надо в противоположную сторону: заехать к Бомбошке, утешить ее… За спиной у Прайама возвышался Ллойд Бакстер. Он выглядел не столько потрясенным, сколько раздраженным.
Я спросил у Прайама, не возьмет ли он и меня с собой к Бомбошке. Прайам отказался. Бомбошка не хочет видеть никого, кроме него, Прайама. Она сама это сказала по телефону. Бедняжка в отчаянии.
Прайам добавил, что Ллойда Бакстера он тоже оставит в Бродвее. Он уже заказал для него последнюю свободную комнату в местной гостинице «Дракон Вичвуда». Все устроено.
Ллойд Бакстер злился на весь белый свет: на тренера, на меня, на судьбу. Он должен был выиграть золото! Его просто ограбили! Да, правда, лошадь не пострадала — и тем не менее, судя по всему, он был в претензии к погибшему жокею.
Ссутулившийся от горя Прайам и гневно хмурящийся Бакстер направились впереди меня к автостоянке. В это время меня окликнул сзади помощник Мартина. Я остановился, обернулся—и помощник сунул мне в руки легкое спортивное седло, которое было на Таллахасси и помогло убить Мартина.
Стремена были заброшены на седло и примотаны длинной подпругой. Вид этого предмета экипировки вызвал у меня почти те же чувства, что фотоаппарат моей недавно умершей матери. До меня медленно начало доходить, что его владелец уже не вернется. Именно осиротевшее седло Мартина заставило меня по-настоящему проникнуться мыслью, что Мартина больше нет.
Эдди, помощник Мартина, был пожилой лысый человек и, по отзывам Мартина, усердный работяга, не допускающий ни единого промаха. Он повернулся было, собираясь снова уйти в раздевалку, но потом остановился, порылся в глубоком кармане своего фартука, достал пакет, упакованный в оберточную бумагу, и снова окликнул меня.
— Кто-то дал это Мартину для вас, — сказал Эдди, вернувшись и протягивая мне пакет. — Мартин просил отдать это ему, когда он поедет домой, чтобы вам передать, а теперь-то… — Эдди сглотнул, голос у него сорвался. — Теперь-то его нет…
— А кто дал ему этот пакет?
Этого помощник не знал. Однако он был уверен, что сам Мартин знаком с тем человеком. Мартин шутил, что этот пакетик, дескать, миллиона стоит, и недвусмысленно дал Эдди понять, что пакет предназначен Джерарду Логану.
Я взял сверток, поблагодарил Эдди, сунул пакет в карман плаща, и мы немного постояли молча, на миг остро ощутив провал, образовавшийся в наших жизнях. Потом Эдди вернулся в раздевалку, к своим ежевечерним хлопотам, а я пошел дальше, к автостоянке. По дороге я думал о том, что, наверное, сегодня я в последний раз ездил на скачки. Какой интерес бывать на скачках без Мартина?
Прайам увидел пустое седло, и глаза его снова налились слезами. Ллойд Бакстер неодобрительно покачал головой. Прайам взял себя в руки — достаточно, чтобы завести машину Мартина и доехать до Бродвея. Там он, как и собирался, высадил нас с Бакстером у «Дракона Вичвуда» и угрюмо укатил к Бомбошке и ее осиротевшему потомству.
Ллойд Бакстер, даже не оглянувшись на меня, с недовольной миной удалился в гостиницу. По пути с ипподрома Бакстер несколько раз напоминал Прайаму, что его сумка с вещами осталась дома у Прайама. Бакстер приехал сюда со Стевертонского аэродрома на машине, взятой напрокат. Он собирался встретить Новый год у Прайама — разумеется, теперь об этом не могло быть и речи, — отпраздновать победу в скачке и на следующее утро отбыть в свое поместье. Поместье занимало тысячу акров и находилось в Нортумберленде. Прайам клялся Бакстеру, что сразу после того, как побывает в семье Мартина, заедет за сумкой и лично доставит ее в гостиницу, но владельца Таллахасси это не утешило. Он ворчал себе под нос, что день загублен окончательно, и отдельные нотки в его голосе заставляли предположить, что он намеревается перевести своих лошадей к другому тренеру.
Моя стеклодувная мастерская, она же магазин, стояла через дорогу от «Дракона», буквально рукой подать. Отсюда, от дверей гостиницы, казалось, что окна торгового зала сияют ярчайшим светом. Они сияли так каждый день, с утра до полуночи.
Я перешел через дорогу, мечтая о том, чтобы повернуть время вспять и перенестись во вчерашний день. Чтобы Мартин мог снова появляться у меня на пороге, сверкая глазами, и предлагать совершенно невероятные идеи стеклянных скульптур, которые, однако, будучи воплощены в жизнь, приносили мне и деньги, и признание. Его завораживал сам процесс изготовления стекла — он мог бесконечно наблюдать, как я смешиваю компоненты. Я часто составлял смеси сам, вместо того чтобы покупать их готовыми, хотя так, конечно, было проще.
Готовые смеси, которые поступают в барабанах по двести килограммов, выглядят как россыпь мелких матовых шариков или крупных горошин. Я обычно беру самую простую шихту — она всегда бывает чистой, без примесей и плавится без проблем.
Когда Мартин впервые увидел, как я загружаю в резервуар печи недельный запас круглых серых камушков, он принялся читать вслух состав, указанный на этикетке:
— «Восемьдесят процентов составляет белый кварцевый песок с берегов Мертвого моря, еще десять — кальцинированная сода. Затем добавьте определенное количество сурьмы, бария и мышьяка на каждые пятьдесят фунтов шихты. Если хотите окрасить стекло в синий цвет, добавьте порошок ляпис-лазури или кобальта. Если вам нужен желтый цвет, используйте кадмий. При высоких температурах кадмий меняет цвет на оранжевый, затем на красный…» Ну, уж в это-то я ни за что не поверю!
Я с улыбкой кивнул.
— Это содовое хрустальное стекло. Я всегда использую именно его, потому что оно совершенно безвредное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75