Потом трое остальных задремали, а я вышел из машины и снова медленно побрел по тропе, пытаясь разобраться в запутанных играх Виктора и правдоподобно объяснить интерес Верити и Пэйнов к кассете. Однако все равно в первую очередь надо было найти Адама Форса, а путь к нему по-прежнему лежал через Виктора.
Мне нужно было заставить Виктора довериться мне столь безоглядно, чтобы он, не задумываясь, мог поверить мне свои самые тайные мысли. И к тому же сделать это надо было как можно скорее. Но возможно ли такое? Не говоря уже о том, этично ли это.
Когда пассажиры начали подавать признаки жизни, я вернулся к машине и сообщил, что, если верить моим новым дешевым часам, пора двигаться, если мы хотим вернуться на Лорна-террас прежде, чем мать Виктора появится дома.
Том пошел в кусты облегчиться и кивком пригласил меня прогуляться туда вместе. Он желал обсудить наши планы на случай непредвиденных обстоятельств. До сих пор все шло слишком уж гладко. А что я буду делать, если?..
Мы обсудили, что делать в том или ином случае, и вернулись к машине. Наш молчаливый шофер успел сдружиться с Виктором, и оба были поглощены высокопрофессиональной беседой о компьютерах.
По мере того как микроавтобус приближался к Лорна-террас, благодушное настроение, вызванное прогулкой по вересковым пустошам, постепенно испарялось. Виктора снова начало трясти. Он с тревогой наблюдал за мной, ожидая, что теперь я брошу его, снова предоставив его собственной несладкой судьбе. Парень, должно быть, прекрасно понимал, что сейчас, в пятнадцать лет, его судьбу будет решать суд и что суд наверняка решит поручить его заботам матери. Даже несмотря на то, что она курит одну сигарету за другой и носит розовые бигуди. Любой суд сочтет ее несчастной матерью неблагодарного сына. В отличие от Розы, которая, даже помимо собственной воли, непрерывно излучала угрозу, Джина на первый взгляд казалась долготерпеливой, смирившейся со своей судьбой женщиной и любящей матерью, которая делает для сына все, что может в столь сложных обстоятельствах.
Шофер остановил машину там, где попросил Том Пиджин, — за углом, так, чтобы ее не было видно от дома номер 19. Мы с Виктором вышли. Вид у парня сделался совсем несчастный: он ссутулился, плечи поникли. Мы вместе подошли к двери дома номер 19. Как и во многих подобных домах, через маленький квадратный дворик, поросший пыльной травкой, вела забетонированная дорожка. Виктор достал из кармана ключ, открыл дверь и, как и в прошлый раз, провел меня по коридору в яркую кухоньку, где в основном и проходила жизнь обитателей дома. Я обещал посидеть с ним, пока не вернется его мать, пусть даже это ей и не понравится.
Увидев дверь, ведущую из кухни во двор, Виктор остановился в недоумении.
— Я ведь вроде бы запер ее, прежде чем уйти! — Он пожал плечами. — Ну ничего. Калитку, что ведет со двора в переулок, я точно запер. Мама ужасно сердится, если я забываю запирать калитку.
Он отворил дверь кухни и вышел в тесный задний двор, обнесенный высокой стеной. Двор зарос сорняками и жухлой травой. Напротив кухонной двери в высокой кирпичной стене была калитка — точнее, еще одна дверь, выкрашенная коричневой краской. И эта дверь тоже не была заперта. На ней было два засова, наверху и внизу, но они были отодвинуты. Это ужасно встревожило Виктора.
— Запри их сейчас! — приказал я, но Виктор по-прежнему стоял передо мной столбом, и, хотя я внезапно осознал, в чем дело, обойти его я не успел. Калитка из переулка отворилась, и во дворе появилась Роза. Из дома у меня за спиной появились торжествующие Джина и гориллообразный Норман Оспри. Роза и Оспри были вооружены обрезками садового шланга. На том обрезке, что у Розы, болтался кран.
Виктор окаменел, не веря своим глазам. Наконец он обернулся к матери и выдавил нечто вроде:
— Ты что-то рано вернулась…
Роза прохаживалась вдоль стены, точно львица. Она выразительно помахивала увесистым краном на конце гибкого зеленого шланга и только что не облизывалась.
Джина для разнообразия была без бигуди и благодаря этому выглядела почти хорошенькой. Она, словно бы оправдываясь за раннее возвращение, обиженно сказала Виктору, что его отец послал ее к черту, что он не пожелал выслушивать ее «глупую болтовню». На этот раз она проговорилась, что отец Виктора «в тюряге», и добавила, что так ему и надо.
— Он иногда бывает настоящей скотиной, твой папаша! — сказала Джина. — И это после того, как мы ездили в такую даль! Роза отвезла меня домой, а эта сука, соседка, сказала, что ты тайком удрал на станцию. Она выследила тебя — ей все равно было надо на станцию — и видела, как ты встретился с этим мужиком, про которого Роза говорит, что он украл у нас миллион. Вик, детка, ну как ты мог, а? Роза говорит, что уж на этот раз он ей все расскажет, но только не благодаря тебе, Вик.
Надо сказать, что я ее слушал не очень внимательно. Я следил за Виктором — и видел, что ласковый тон Джины его не обманывает. Чем больше она трепалась, тем меньше ему все это нравилось.
Признаться, все происходило не совсем так, как рассчитывали мы с Томом, но все же, если… если подумать, причем быстро… если правильно использовать отвращение, которое вызывают у Виктора излияния его матушки… если я смогу выдержать некоторое количество Розиных методов убеждения… быть может, тогда — после беззаботного дня на вересковых пустошах — быть может, Виктор действительно согласится сказать мне то, что я хочу знать, а я уверен, что он это знает. Быть может, узрев воочию жестокость своей тети Розы, он почувствует себя обязанным как-то загладить это… Пожалуй, этот шанс стоит подбитого глаза или пары синяков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75