ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Что скрывалось в этих коробках? Дела агентства, черт возьми! А также несколько детских пеленок и чесальные щетки. Саладена поместили на стол между иссохшей чернильницей и пустой бутылкой, которая стоила бы своих трех су, если бы не была треснутой.
– И подумать только, – повторил Симилор с настоящими слезами в голосе, – что в Париже любое ничтожество, если оно при деньгах, может развлекаться как душе угодно, ухаживать за дамами или в рюмке искать забвения собственных бед!
– Вечно эти дамы! – с досадой выговорил другу Эшалот. – Если бы мне сейчас отсыпали золота, я бы ограничился только радостями стола.
В этот вечер Симилор был покладист и согласен на все, но все-таки вступился за дам:
– Среди них тоже бывают всякие, некоторые обеспечивают молодым людям достойную жизнь. Помнишь ты бакалейщицу из последней пьесы, что мы смотрели? Она брала из кассы мужа, торговца колониальным продуктом, большие купюры и одаривала ими молодого Теофиля.
– Значит, ему повезло больше, чем тебе, – философически заметил бывший фармацевт, обихаживая Саладена.
Симилор бросился на тюфяк.
– Для успеха у дам нужны настоящие туалеты, – вздохнул он. – Белый жилет, небесного цвета галстук с булавкой, украшенной драгоценным камнем, на пальце перстень, прическа от театрального парикмахера, на щеки наложить немножко румян… А мать Саладена была куда шикарнее этой бакалейщицы.
Эшалот пожал плечами и сказал, обращаясь к своему воспитаннику:
– Кушай, малыш, кроме меня, у тебя нету матери. Затем добавил с глубоким вздохом:
– Бедная Серебряная щечка!
Видимо, это была кличка покойной матери малыша. Честолюбивый Симилор ворочался на тюфяке с боку на бок.
– А еще говорят про доброго Бога! – внезапно вскричал он. – Я создан для наслаждений и для разгульной жизни!
– Успокойся, Амедей, – сурово одернул его друг. – Жгучие страсти тебя погубят. Удача должна прийти. Если сыскать нужную ниточку…
– Я уже сыскал! – мрачным голосом объявил Симилор.
– Какую?
Симилор приподнялся на локте. В лунном свете худое лицо его, вокруг которого змеились плоские волосы, казалось зловещим.
– Ты сейчас похож на предателя! – ужаснулся Эшалот.
– Ну и пусть! – надменно ответил бывший артист. – Я изуверился во всем и рассчитываю только на человеческие слабости. Всем известно, что среди богачей попадаются импотенты, которых позарез требуется потомство, чтобы не заглохло имя их предков. Я им всучу Саладена за сто франков наличными.
Эшалот потерял дар речи: он прижал ребенка к груди с настоящей нежностью, затем от всей своей потрясенной души запечатлел на его бледной щечке родительский поцелуй.
– Прошу тебя замолчать, Амедей! – наконец заговорил он. – Я не позволю тебе кощунствовать. Малыш не только твой, но и мой, раз я обеспечиваю ему пропитание. И буду обеспечивать, даже если для этого мне придется свернуть на преступный путь, что ж, я не дрогнув нарушу жестокие законы, установленные тиранами. Но только через мой труп, слышишь ты, только переступив через мой труп, ты сможешь причинить Саладену зло. У меня уже готов план воспитания ребенка, и все свое достояние я оставлю ему.
– Чувствительная у тебя душа, это уж точно! – растроганно произнес Симилор. – А вдруг наш импотент окажется пэром Франции. Это бы обеспечило мальчику блестящее будущее! И Саладен помог бы нам стать на ноги… Представляешь, мы на империале отправляемся к нему в замок, а он сует нам в руки полные кошельки – разумеется, зная секрет своего рождения, но скрывая его от всего мира… Он встретит нас, не показывая никакого вида, зато когда мы втроем уединимся в его кабинете, вдали от взглядов толпы… Здравствуй, папочка Симилор! Как дела, Эшалот, дорогая мамочка?
– Искуситель! – бормотала дорогая мамочка, прослезившаяся от грядущего счастья. – Конечно, ради блестящего будущего…
Эшалот внезапно прервался, объятый новым сомнением:
– А вдруг малыш откажется от нас, если станет пэром?
– Вот еще! – запротестовал Симилор. – Я, конечно, не обещаю, что он будет лезть к нам с поцелуями прямо на улице. Это было бы неразумно… но он будет подавать нам маленькие нежные знаки из глубин своего роскошного экипажа.
– О большем я не мечтаю! – разнеженно вздохнул Эшалот.
– А потом, сам подумай, с какой стати ему нас стесняться? Мы к тому времени приоденемся во все новенькое…
– Конечно, если он великодушно возьмет на себя такие расходы…
– Он их возьмет на себя, за это я могу поручиться. Давай спать.
Эшалот, в последний раз облобызав будущего пэра Франции, растянулся на тюфяке. Между друзьями восстановилось полное согласие. Минут пятнадцать они еще побеседовали о своих вполне законных надеждах, затем погрузились в глубокие сны, где видели самих себя, сытых и принаряженных, усевших-ся за нескончаемый пир. При всем желании Саладен, их наследник, проданный импотенту, не мог бы сделать большего для родителей. Папа и мама храпели – пустые мозги, пустые желудки. Обегите мир, обыщите Вселенную, нигде, кроме парижских урочищ, не встретите вы столь фантастической породы.
Луна заглянула в оконце и бросила луч на испитое личико малыша: старичок в миниатюре, он был все-таки очень мил. В неприметных складочках, образующих детскую мордашку, уже начинала угадываться саркастическая усмешка Вольтера.
Как они вырастают, эти создания? Тщетно ухоженные дети мрут, и нередко, ведь Париж не назовешь ласковой нянькой, а эти яростно сопротивляются смерти. Подобно грибам, они пробивают землю, затоптанную ногами, норовящими их раздавить. Навались чума, они переживут и ее. Неласковое счастье сорной травы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
– И подумать только, – повторил Симилор с настоящими слезами в голосе, – что в Париже любое ничтожество, если оно при деньгах, может развлекаться как душе угодно, ухаживать за дамами или в рюмке искать забвения собственных бед!
– Вечно эти дамы! – с досадой выговорил другу Эшалот. – Если бы мне сейчас отсыпали золота, я бы ограничился только радостями стола.
В этот вечер Симилор был покладист и согласен на все, но все-таки вступился за дам:
– Среди них тоже бывают всякие, некоторые обеспечивают молодым людям достойную жизнь. Помнишь ты бакалейщицу из последней пьесы, что мы смотрели? Она брала из кассы мужа, торговца колониальным продуктом, большие купюры и одаривала ими молодого Теофиля.
– Значит, ему повезло больше, чем тебе, – философически заметил бывший фармацевт, обихаживая Саладена.
Симилор бросился на тюфяк.
– Для успеха у дам нужны настоящие туалеты, – вздохнул он. – Белый жилет, небесного цвета галстук с булавкой, украшенной драгоценным камнем, на пальце перстень, прическа от театрального парикмахера, на щеки наложить немножко румян… А мать Саладена была куда шикарнее этой бакалейщицы.
Эшалот пожал плечами и сказал, обращаясь к своему воспитаннику:
– Кушай, малыш, кроме меня, у тебя нету матери. Затем добавил с глубоким вздохом:
– Бедная Серебряная щечка!
Видимо, это была кличка покойной матери малыша. Честолюбивый Симилор ворочался на тюфяке с боку на бок.
– А еще говорят про доброго Бога! – внезапно вскричал он. – Я создан для наслаждений и для разгульной жизни!
– Успокойся, Амедей, – сурово одернул его друг. – Жгучие страсти тебя погубят. Удача должна прийти. Если сыскать нужную ниточку…
– Я уже сыскал! – мрачным голосом объявил Симилор.
– Какую?
Симилор приподнялся на локте. В лунном свете худое лицо его, вокруг которого змеились плоские волосы, казалось зловещим.
– Ты сейчас похож на предателя! – ужаснулся Эшалот.
– Ну и пусть! – надменно ответил бывший артист. – Я изуверился во всем и рассчитываю только на человеческие слабости. Всем известно, что среди богачей попадаются импотенты, которых позарез требуется потомство, чтобы не заглохло имя их предков. Я им всучу Саладена за сто франков наличными.
Эшалот потерял дар речи: он прижал ребенка к груди с настоящей нежностью, затем от всей своей потрясенной души запечатлел на его бледной щечке родительский поцелуй.
– Прошу тебя замолчать, Амедей! – наконец заговорил он. – Я не позволю тебе кощунствовать. Малыш не только твой, но и мой, раз я обеспечиваю ему пропитание. И буду обеспечивать, даже если для этого мне придется свернуть на преступный путь, что ж, я не дрогнув нарушу жестокие законы, установленные тиранами. Но только через мой труп, слышишь ты, только переступив через мой труп, ты сможешь причинить Саладену зло. У меня уже готов план воспитания ребенка, и все свое достояние я оставлю ему.
– Чувствительная у тебя душа, это уж точно! – растроганно произнес Симилор. – А вдруг наш импотент окажется пэром Франции. Это бы обеспечило мальчику блестящее будущее! И Саладен помог бы нам стать на ноги… Представляешь, мы на империале отправляемся к нему в замок, а он сует нам в руки полные кошельки – разумеется, зная секрет своего рождения, но скрывая его от всего мира… Он встретит нас, не показывая никакого вида, зато когда мы втроем уединимся в его кабинете, вдали от взглядов толпы… Здравствуй, папочка Симилор! Как дела, Эшалот, дорогая мамочка?
– Искуситель! – бормотала дорогая мамочка, прослезившаяся от грядущего счастья. – Конечно, ради блестящего будущего…
Эшалот внезапно прервался, объятый новым сомнением:
– А вдруг малыш откажется от нас, если станет пэром?
– Вот еще! – запротестовал Симилор. – Я, конечно, не обещаю, что он будет лезть к нам с поцелуями прямо на улице. Это было бы неразумно… но он будет подавать нам маленькие нежные знаки из глубин своего роскошного экипажа.
– О большем я не мечтаю! – разнеженно вздохнул Эшалот.
– А потом, сам подумай, с какой стати ему нас стесняться? Мы к тому времени приоденемся во все новенькое…
– Конечно, если он великодушно возьмет на себя такие расходы…
– Он их возьмет на себя, за это я могу поручиться. Давай спать.
Эшалот, в последний раз облобызав будущего пэра Франции, растянулся на тюфяке. Между друзьями восстановилось полное согласие. Минут пятнадцать они еще побеседовали о своих вполне законных надеждах, затем погрузились в глубокие сны, где видели самих себя, сытых и принаряженных, усевших-ся за нескончаемый пир. При всем желании Саладен, их наследник, проданный импотенту, не мог бы сделать большего для родителей. Папа и мама храпели – пустые мозги, пустые желудки. Обегите мир, обыщите Вселенную, нигде, кроме парижских урочищ, не встретите вы столь фантастической породы.
Луна заглянула в оконце и бросила луч на испитое личико малыша: старичок в миниатюре, он был все-таки очень мил. В неприметных складочках, образующих детскую мордашку, уже начинала угадываться саркастическая усмешка Вольтера.
Как они вырастают, эти создания? Тщетно ухоженные дети мрут, и нередко, ведь Париж не назовешь ласковой нянькой, а эти яростно сопротивляются смерти. Подобно грибам, они пробивают землю, затоптанную ногами, норовящими их раздавить. Навались чума, они переживут и ее. Неласковое счастье сорной травы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204