У него это само собой получается, что он хороший, не надо ему для этого, как некоторым, поперек себя идти.
Вскоре появился и Артур, точно застенчивая невеста в подвенечном наряде, — его ввели в гостиную, чтобы он мог показаться своим новым родным.
Он поклонился несколько увереннее, чем вчера, и отвечал на вопросы не запинаясь, хотя все еще едва слышным шепотом. Генри, и сам несколько смущенный необычностью этого нового родства, всячески старался вести себя, как полагается отцу.
— Ну-ка, посмотрим, что ты там накупил. Вон сколько у тебя свертков.
Башмаки, это хорошо. Будем надеяться, что они достаточно крепкие, не то они живо изорвутся на здешних камнях. А вот и блузы. Полные костюмы для Джима и для Джонни — такие же, как твой. Хорошо, когда мальчики в блузах, — куртки не пачкаются, и матери меньше работы. А в корзине что за пакетики?
— Подарки, сэр.
— Ого, подарки! А откуда они взялись?
— Миссис Телфорд дала ему полкроны на карманные расходы, сэр, — сказал Повис.
— Ты столько всего накупил, Артур, что у тебя, наверно, не много осталось?
— Да, сэр. И мистер Повис еще дал мне шиллинг и пять пенсов.
— Вон как! Сколько же у тебя всего было?
— Три шиллинга одиннадцать пенсов, сэр. И полпенни осталось.
Одну за другой он вынимал свои покупки — грошовые игрушки для младших детей, погремушка для младенца, лента для Дженни, моток бечевки для Джима, шарики для Джонни, пачку табаку для Пенвирна, пакетик сластей всей семье.
Генри всякий раз выражал подобающее восхищение.
— Даже не пойму, как это тебе на все хватило. А это, верно, для тебя самого? Тут, по-моему, для каждого есть что-нибудь. Постой-постой. А матери ты ничего не купил?
— Купил, сэр, — поспешно ответил за Артура Повис. В корзинке оставались еще два свертка, один длинный и необыкновенно тщательно завернутый; но лицо у мальчика стало такое несчастное, что вмешалась Беатриса:
— Давайте лучше отложим до другого раза. Уже поздно, и вряд ли мама будет спокойна, если Артур пойдет в темноте скользкой тропой, да еще со всеми покупками.
И Артур робко подтвердил:
— Это верно, мне пора домой.
— Правильно, — сказал Генри. — Он уже совсем засыпает. Ну, иди домой. И скажи отцу, что завтра я опять приду. Уолтер поднялся и взял несколько свертков.
— Я провожу его до хорошей дороги, Би. Всю эту мелочь я бы на твоем месте рассовал по карманам, Артур.
Они пошли к дверям, но по лицу мальчика было видно, что его все еще что-то мучит. На пороге он обернулся и бросил умоляющий взгляд на Повиса; тот вышел вслед за ними. Вскоре он вернулся с пакетом в руках.
— Это вам, мэм. Никак не мог решиться сам отдать. Чуть было не заплакал.
Слезы застлали Беатрисе глаза, когда они показала мужу подарок Артура.
То была дешевая чашка с блюдцем, расписанная красными и синими розами и с надписью: «На память из Падстоу».
— Очень мило с его стороны, — сказал Генри. — Молодец. Но уж слишком робок, надо его от этого отучить. Почему он не хотел нам показать, что он купил для себя? Постой-постой. Если тот сверток для матери, значит для себя он ничего не купил.
— Для нее два подарка, сэр; второй у него в кармане, слишком драгоценный, чтоб показывать. Там хоть трава не расти, а матери нужно два подарка: один он ей отдаст сегодня, другим удивит завтра утром, потому что, говорит: «Мама сроду подарков не получала». Полдня мы их выбирали. Обыскали весь город. Чего только не смотрели — и книжечки с псалмами, и кастрюли, и ленты шелковые. Под конец выбрали медную брошку с голубым стеклышком и герань в горшке.
— Значит, для себя он ничего не купил? Повис рассмеялся.
— Ну нет, сэр, он еще не совсем святой! Просто он забыл, а когда хватился, осталось только полтора пенса. Совсем было расстроился, я уж думал — не миновать слез. Предложил ему шесть пенсов, но он не взял. Потом увидал губную гармонику за пенни и повеселел. И рад-радешенек. Заиграл прямо на улице, как шестилетнее дитя.
Благополучно миновав опасное место, Уолтер пожелал Артуру спокойной ночи, тот мотнул в ответ головой и стал медленно спускаться с утеса; карманы его новой куртки оттопыривались, несколько свертков он нес в руках, другие висели через плечо. Лицо у него было печальное и озабоченное.
Теперь, когда он остался один, мучительное сомнение овладело им, и он весь похолодел. Так ли он потратил свои три шиллинга и десять с половиной пенсов, не сплоховал ли? Может, если б он еще подумал, не спешил бы, он мог бы выбрать и лучше? В сотый раз он стал подсчитывать свои расходы.
Шесть пенсов на сласти, пять на игрушки — одиннадцать. Лучше б я купил теплые рукавички маленькой. Как придут холода, она уж верно опять обморозится, бедная крошка. Прошлый год у ней все пальчики распухли; как она плакала жалостно. А маме надо было купить кувшин с портретом преподобного мистера Уэсли, это да… Три шиллинга и десять с половиной пенсов — целая прорва денег, а станешь тратить — и не заметишь, как уплывут…
Вот и дождь перестал, а небо до чего ясное, все розовое и облачка, как цыплячьи перышки… совсем золотые. И как высоко… А ведь это к ветру: утром жди непогоды, уж это как пить дать, раз ветер с тон стороны.
Он лизнул палец и поднял его, чтобы узнать, откуда ветер.
Ох и вкусный же ростбиф в Падстоу, и все эти соусы, и зелень. Жалко, дома никто этого и не пробовал.
Вот господа — они могут есть ростбифы, когда захотят, и вишневый пирог, и все такое. «Чтоб им пусто было, этим господам», — говорит отец. Он иногда такое скажет, что просто грех вроде. Только ведь он ничего такого не думает.
Мистер Повис, он вон как говорит: «Ты, говорит, гордись своим отцом. Не всякий решится спасать утопающих на Лугу Сатаны».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141