Он был неутомим и необыкновенно аккуратен. Обижаясь, он принимался ворчать себе под нос либо на родном валлийском языке, либо на англо-валлийском наречии, которыми в другое время никогда не пользовался. Друзей у него не было, но лошади и собаки любили его. Интерес Уолтера к кельтским языкам, легендам и древним памятникам помог ему окончательно завоевать сердце этого озлобленного, но верного человека. Имя Глэдис для своей крестной дочери Уолтер взял из сказания, услышанного от Повиса, и чудак, по своему обыкновению, дулся целую неделю, потому что это имя стали писать без "в". — Послушайте, Повис, мягко уговаривал его хозяин, — никто в Бартоне не сумеет произнести имя, которое начинается с «Гвл». — Значит, они все там дураки, — огрызнулся Повис, и Фанни устроила очередную дикую сцену, потому что он не был уволен за грубость тут же на месте. На следующее лето Уолтер по дороге в Стокгольм снова заехал в Бартон. Он выглядел уже не таким нервным и измученным. Он оказался прав, считая, что скалы, одиночество и рев моря будут для него лучшей защитой от кошмаров. Он стал крепче спать, а однообразное питание, состоявшее из рыбы, овощей и молока, судя по всему, пошло ему на пользу.
Повис отлично ухаживает за ним, уверял он своего зятя, воздух там великолепный, а туманы и бури ничуть ему не мешают. Да, там дуют сильные ветры. Такие сильные, что иной раз трудно удержаться на ногах. Во время бури опасно подходить слишком близко к обрыву. Повис насадил живую изгородь из бирючины, чтобы защитить небольшую грядку с салатом и другой зеленью, а потом ему пришлось сложить стену из валяющихся всюду гранитных валунов, чтобы защитить свою изгородь. Но все равно первая же буря вырвала с корнем и унесла в море большую часть кустов бирючины. Может быть, это и к лучшему: бирючина там кажется изнеженным городским растением, совершенно неуместным для Каргвизиана, где даже терновник стелется по скалам, словно вьюнок. Щели между валунами заполнились землей и мелкими камешками, и сейчас стена уже почти исчезла под новой порослью вереска, папоротника и карликового дрока.
Он не ошибся — под бугром действительно оказалось захоронение, и теперь неоценимый Повис помогает ему вести раскопки. Что же касается корнуэльской природы и неба, то для их описания не хватит никаких слов. — А как твои арендаторы в рыбачьей деревушке? — поинтересовался Генри. В ответ Уолтер заговорил о своем единственном разочаровании. Во всей округе ему не удалось отыскать человека, у которого он мог бы научиться почти исчезнувшему ныне древнему языку Корнуэлла. — Я надеялся сопоставить его с валлийским, сказал он. — Они ведь родственны. Я уговорил Повиса попробовать, как отнесутся местные жители к его изумительным уэльским песням, — оказалось, что они стыдятся своего старого языка. Одна дряхлая старушка, правда, призналась, что в детстве говорила на нем, но и она смогла припомнить только несколько отдельных слов. И в то же время они говорят по-английски так, словно для них это чужой язык. Как грустно, что они утратили наследие предков. — Не вижу, о чем тут жалеть, — сказал Генри. — Нужно радоваться, что они наконец научились говорить как цивилизованные люди. Даже если они и коверкают английский, это все-таки лучше, чем разговаривать на варварском наречии, которого никто не понимает. Уолтер не принял вызова. Он давно уже привык, что никто не разделяет его страсти к умирающим языковым формам. Он со вздохом заговорил о другом: — Арендаторы — это трудная проблема; я просто не знаю, как с ними быть. — Они не платят аренду? — Платят, когда у них есть деньги. Но, разумеется, все это идет не мне, а на неотложную починку их жилищ. И главная беда в том, что больше всех нуждаются в починке дома тех, кто не может платить, а у меня почти нет на это средств. Да и все равно толку было бы мало. Эти лачуги следовало бы снести. Они ужасны. — Так значит, эта часть имения приносит тебе только убытки? Не удивительно, что Маунтстюарты согласились так дешево уступить тебе этот поселок. А что за люди твои рыбаки? — Трудно сказать. Я чувствую, что еще не понимаю их. Они не похожи на тех крестьян, с которыми мне приходилось встречаться. — Они держатся недружелюбно? — Кроме тех, которым нужно у меня что-то выпросить.
Винить их за это не приходится: они отчаянно бедны и о них никто никогда не заботился, а управляющий Маунтстюартов много лет выжимал из них последние гроши, не производя никаких починок. Но те, кто меня больше интересуют, так же неприступны, как арабские шейхи, отворачивающиеся от дерзкого христианина. Со временем мне, возможно, удастся завоевать их доверие, если только… Он на мгновение умолк. — Если только Фанни не испортит всего…
Дело в том, что им приходится много терпеть из-за их религии. Генри сурово нахмурился. — Они что, паписты? — Нет, методисты. — А, сектанты! — Теперь в голосе Генри слышалось только презрение. На этот раз тему переменила Беатриса, но как только ее муж вышел, она снова вернулась к ней: — Что им приходится терпеть из-за религии, Уолтер? — Это довольно сложный вопрос.
Большинство из них было в сущности язычниками, пока Уэсли не добрался до Корнуэлла. Разумеется, официально считалось, что они исповедуют англиканскую религию, но это ничего не значило. Священники к ним не приезжали, и на много миль кругом не было ни одной церкви. Свадьбы обычно откладывались до рождения первенца, а детей крестили когда случалось — даже в семилетнем возрасте. Но проповеди Уэсли произвели по всему побережью необычайное впечатление: они действительно изменили местные нравы. Тридцать лет назад эта область пользовалась очень дурной репутацией, там процветало береговое пиратство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141