— Что уж на них глядеть. Я хотел, чтоб люди не гнули спину. Глупость одна.
— И это так и не было построено? Он пожал плечами.
— Откуда же было взять денег? Когда у людей нет денег, дешевле, чтоб они гнули спину, — так я говорю? Женщины всегда могут народить еще, будет кому спину гнуть.
— Скажите, вы показывали эти модели кому-нибудь, кто знает толк в машинах? Он помрачнел.
— Да, мэм. Показал было шкиперу, я тогда матросом был. Четыре года каждую свободную минутку мастерил их. Книг накупил, хотел разобраться, как они действуют. А он только и сказал: «Не будь дураком, знай свое место».
— И вы больше никому не показывали?
— А как же! Носил эту модель по разным конторам в Плимуте. Все просил, чтоб поглядели. Уж кого только не просил. Наконец один джентльмен поглядел.
— Он умолк и нахмурился.
— И что же? — мягко подсказала она.
— «Опоздали, мой милый». Да, так и сказал — мой милый. "Опоздали.
Поглядите в окно. Вон она, ваша машина". И верно. Такая же, еще получше моей. Я сразу увидел — она и работает легче и сломается не так скоро. Кто ее придумал, уж, верно, был ученый человек. А бедняку в эти дела и соваться нечего. Тут без математики никуда. Всегда тебя кто-нибудь обскачет. Это все одни глупости.
Только и всего.
— С изобретателями нередко так случается, — сказала Беатриса, — даже если они и ученые. И это очень обидно. А больше вы ничего не пытались делать?
Он рассмеялся своим недобрым смехом.
— А как же, мэм, много чего делал! Пошел и напился вдрызг и подставил Мэгги фонарь под глазом, чтоб не ворчала. — Лицо его смягчилось. — Но она простила. Так, что ли, старушка?
— Я забыла, — просто ответила она.
— Но куда же это годится, Пенвирн, — вмешался Генри. — Конечно, это был для вас большой удар, но жена-то ваша тут при чем? Надо же понимать, что женщину бить не следует.
— Нашему брату много чего надо понимать, — пробормотал Билл.
Мэгги подняла, глаза на Беатрису.
— Уж вы не думайте худо про Билла, мэм. Он не злодей какой-нибудь. Он потом так убивался, так убивался, плакал даже. У него дурного и в мыслях нет, все равно как вон у нашей маленькой хрюшки.
И она с грустной улыбкой поглядела на ползающую у их ног крохотную девочку.
— Когда она стукнется об стул, она его бьет — зачем сделал ей больно.
Ничего не смыслит, чистая душа. А мужчина что дитя малое.
— А женщина что сорока, — проворчал Билл. — Никак не может не трещать.
Тем дело и кончилось, мэм, — продолжал он, обращаясь к Беатрисе. — Мне уж механиком не быть. А Артур будет, если вы его выучите. И не сбивай ты его, Мэгги, нечего ему лезть в священники. Нет уж, моя милая!
— На все воля божья, — тихо и строго ответила она.
Беатриса отвернулась, и взгляд ее снова остановился на моделях Пенвирна. Давно знакомое чувство безнадежности, мысли о тщете всего земного — все разом нахлынуло на нее. Несчастные люди… Пожалуй, Артуру грозит немалая опасность, если преданный отец, любящая мать и искренний доброжелатель будут силою тащить его каждый в свою сторону.
Между тем хлопнула дверь, потом в пристройке послышался торопливый шепот и плеск воды. И вот внутренняя дверь приотворилась и в комнату бесшумно проскользнул босоногий мальчик.
— Поди сюда, Артур, — позвал Билл напряженным, хриплым от сдерживаемого волнения голосом.
Мальчик молча подошел, неловко поклонился гостям и остановился у отцовского кресла, глядя в пол. Беатриса повернулась к нему, и сердце у нее сжалось. «Да ведь это архангел Гавриил», — почти со страхом сказала она себе.
В странном обличье, что и говорить. Серафим, попавший в беду, лишенный своих сверкающих крыльев, заключенный, как в темницу, в неуклюжее тело подростка, худой, робкий, скованный застенчивостью; он не столько умылся, сколько размазал на себе грязь, и от него пахло рыбой, потом, отсыревшим тряпьем и свиным навозом. И однако — это был архангел Гавриил.
В эту странную минуту сильней всего в ней была жалость к Биллу.
У кого есть талант и он зароет его в землю… Никогда еще она так ясно не понимала, что значат эти слова. Бедняга, неудачник, все его неосуществленные мечты, вся мука загубленного дара, который и поныне не дает ему покоя, обратились в неистовую, страстную жажду завладеть этой неподвластной ему душой.
Ему никогда не быть механиком, но вот Артур… Артур будет. И, однако, в Артуре восторжествует то, что заложено в нем. Стремясь к тому неведомому, что ему предназначено, он растопчет все то, что лелеяли в сердце своем и отец и мать, и даже не заметит этого.
С матерью его роднит хотя бы внешнее сходство. Но Билл даже и внешне почти ничего не передал своему любимцу. Большой лоб, невысокий рост да сухощавая, крепкая фигура — вот и все, что есть у них общего. По виду он весь в мать. Все ее — рот, посадка головы, строгий и чистый профиль, светлые волосы, длинные пальцы, крылатые тонкие брови. Глаз сейчас не видно, но уж конечно они синие.
— Вот какое дело, Артур, — продолжал Билл. — Этот джентльмен хочет дать тебе образование.
Мальчик бросил быстрый, испуганный взгляд на отца, потом на Генри и снова опустил глаза.
— Пойдешь в школу, выучишься математике и всякому такому, алгебре и как машины делать…
— Одну минуту, Пенвнрн, — остановил его Генри. — Дайте я ему объясню.
Послушай, дружок. Твой отец спас моих сыновей от смерти, и я хочу отблагодарить его. Он просит дать тебе образование. Что ж, я с удовольствием. Но прежде всего ты должен понять: чтобы стать образованным человеком, надо много и упорно трудиться. Никакая школа не пойдет тебе на пользу, если ты не сумеешь взять то, что она дает. Я могу дать тебе лишь возможность учиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141