Поскольку герцог хранил молчание, девушка посерьезнела.— Я пришла к вам по поводу своего брата Энтони, или Тони, как мы все его зовем. Боюсь, что он сильно нашалил и изрядно досадил вашим конюхам!— Не думаю, что попытку украсть лошадь можно квалифицировать как шалость, — сухо ответил герцог.Оливия рассмеялась.— Конечно же, он не крал ее. Ему всегда разрешали кататься на всех лошадях, которые есть в Чэде!— Он должен был спросить моего разрешения на это!— Да, знаю! Он поступил неправильно. Я уже не раз говорила ему, чтобы он не приставал к вам со своими пустяками, пока вы не войдете в курс всех дел. Но… соблазн был слишком велик.Оливия видела, что герцог не понимает ее, и объяснила:— Конюх, который ехал на лошади, оставил ее без присмотра, а сам отправился в лес смотреть капканы. Тони как раз проходил мимо, увидел свободную лошадь, вскочил на нее и начал проделывать все трюки, которые выполнял раньше.Она замолчала. Последовала пауза, которая показалась Оливии вечностью. Наконец герцог сказал:— Не ожидал, что мои родственники поведут себя подобным образом!— Тони принесет вам свои извинения, а пока примите, пожалуйста, мои. Ему показалось мучительно долго ожидать встречи с вами, чтобы испросить разрешение обучать лошадей.— У меня для этого есть грумы, — холодно заметил герцог.Оливия посмотрела на него с недоумением.— Значит ли это, что в будущем вы не разрешите брать нам лошадей из конюшен?— Я подумаю над этим позже, — медленно произнес герцог.Оливия уже была готова начать умолять его разрешить Тони кататься на лошадях и впредь, как вдруг вспомнила, что у нее есть более важные вещи для обсуждения с герцогом.Слегка нервничая, она начала:— Но раз я уже здесь, то не могли бы мы поговорить о нашем будущем?— О вашем… будущем? — повторил герцог тоном, в котором не было ни капли снисхождения.— Видите ли, мама всегда получала от кузена Эдварда материальную помощь в размере двухсот фунтов в год. Но теперь, когда он умер, адвокаты сказали, что они не имеют оснований продолжать выплачивать эти деньги.Герцог молчал, и Оливия сбивчиво продолжала:— Папа был священником и капелланом здесь более двадцати лет и, конечно, он рассчитывал получить пенсию, которая сохранилась бы за детьми после его смерти.Лицо герцога оставалось безучастным. Оливия почувствовала, что он не испытывает никакого сострадания к ее горю, и речь ее стала еще более сбивчивой от волнения.— Я ожидала случая, чтобы поговоритьс вами. Мы сейчас буквально без гроша, и это не может продолжаться долго.— Вы в самом деле думаете, мисс Лэмбрик, что я продолжу платить вам пособие после смерти ваших родителей?— Но… если… вы не станете делать этого, то мы… все трое… умрем с голода. — Она старалась придать разговору шутливый тон, но это у нее плохо получалось, и последние слова она произнесла почти всхлипывая.— Кому принадлежит дом, в котором вы сейчас живете?— Это еще одна вещь… о которой я хотела поговорить с вами. Папе дали дом, когда он женился на маме, по той простой причине, что дом священника рядом с церковью был, да и сейчас находится в полуразрушенном состоянии. Просто до сих пор не было надобности его восстанавливать.Она замолчала и после короткой паузы продолжила:— Но теперь… если вы назначите нового священника, а я думаю, вы должны это сделать… то у меня нет… ни малейшего представления… куда нам деваться.— И снова вы считаете, что это мое дело? — спросил герцог.Оливия, поколебавшись некоторое время, проговорила:— Но… у меня нет никого, кто бы мог помочь мне… и я… была уверена… что вы… захотите сделать это.— Не вижу причин для этого! Я не знаю ни вас, ни вашего брата или сестру. Ваш отец больше не может быть мне полезен, а ваша мать, которая, как вы говорите, была моей родственницей, — ее больше нет в живых!— Но мы… ее дети — живы! — горячо возразила Оливия.Герцог посмотрел на девушку неприязненно.— Мне кажется, мисс Лэмбрик, — начал он медленно, словно подбирая нужные слова, — у вас есть кое-какие способности, которые позволят вам зарабатывать достаточно денег, чтобы содержать себя. Ваш брат, если он так любит лошадей… что ж, я найму его присматривать за ними. Что касается вашей младшей сестры, то, насколько я помню, есть специальный приют для сирот — детей священнослужителей.Изумленная Оливия отказывалась верить услышанному. Приют? Боже мой! О чем он говорит? На мгновенье ей показалось, что она теряет сознание. Но нет! — сказала она себе. — Я должна быть твердой и бороться за Тони и Вэнди! И вдруг она вспомнила о несчастных стариках-пенсионерах.Оливия заговорила, и собственный голос показался ей чужим и незнакомым.— … Пенсионеры… тоже… с нетерпением ожидали вашего… прибытия. Я… с трудом… убедила поверенного выдать… немного денег, чтобы они… не умерли от голода и холода… минувшей зимой.Она перевела дыхание.— Я знаю, если бы мой отец… был жив, он бы сумел…убедить их…и подбодрить. Он бы убедил их, что вы… проявите к ним милосердие.— Но вашего отца нет в живых! И я думаю, мисс Лэмбрик, эти дела вас не касаются!— Наоборот, это касается каждого порядочного человека, особенно если он христианин! Невыносимо… было смотреть… как в ожидании вашего… приезда… они таяли буквально на глазах. И так неделя за неделей, месяц за месяцем.— Надеюсь, причина моего долгого отсутствия покажется вам уважительной! Из Индии сюда неблизкий путь.— Ждать… всегда трудно… особенно если ты голоден… и у тебя нет работы… потому что некому… тебя нанять.Герцог сердито поджал губы.— Опять, мисс Лэмбрик, это мои заботы, и они не касаются вас!— Я согласна. Это… ваши люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35