В остальном к четырнадцати они были готовы - потому что в глубине души из него, по большому счёту, не вырастали. Но они не были готовы к такому испытанию...
"Берестова", - говорила учительница, девочка вставала из-за парты, и Гусев еле слышно произносил:
- Берестову бы стал?
- Уу...
"Любимова"...
- А Любимову бы стал?
- Я понимаю, зачем раньше учились раздельно, - прошептал Телегин. Какая тут может быть учёба...
"Евдокимова"... - встала девочка с развитыми формами, и оба, крепко схватившись за причиндалы, молча уползли под парту.
- Гусев, Телегин! - сказала учительница. - Я ведь могу к доске поставить.
- Можно выйти? - сказал Гусев, подняв руку.
Учительница недовольно кивнула в сторону двери. Учительницу бы он тоже "стал". Хорошо, что форменная курточка имеет достаточную длину, чтобы прятать нежелательно выпирающее.
Минут через пять Гусев вернулся на место. Лицо у него было гладкое, спокойное и даже безразличное.
- Так... - сказал он, полистав учебник. - Так, так... Седьмой класс, элементарно. Будем отличниками.
- Скотина, - прошептал Телегин, брезгливо поводя носом.
На следующий урок он сам опоздал в класс, тоже минут на пять, и тоже заметно приободрился.
3
Ближе к большой перемене запахло столовой, Кира почувствовала зверский аппетит. В карманах обнаружились обеденные талоны, и она стала тихонечко собираться, памятуя о гонках наперегонки по лестнице вниз к очереди перед раздачей. Гусев и Телегин, которые дома от волнения совсем не завтракали, у которых от голода кишки сводило и перед глазами плыли круги, были вынуждены признать, как не правы столпы психоанализа: несомненно, чувство голода значит для человека гораздо больше, нежели все мыслимые утехи любви.
Минут через пятнадцать они сидели втроём за одним столиком и уминали пахнущие хлебом биточки с пюре, вкуснее которых не было ничего в жизни, жадно кусая хлеб, чтобы унять слюноотделение. Один биточек на порцию; пюре размятая волной столовая ложка. Не густо для мужских растущих организмов. Но Кира ничего, почти наелась, заморила червячка.
Поднялись на чердак, где дымили старшеклассники, отошли в сторонку. Вспомнили, что в седьмом ещё не курили, решили просто постоять, поболтать. Говорить по существу дела никто не решался, подобрать нужные слова было трудно, поэтому говорили, о пустяках. Неважно кто и что. Главное было ясно и без разговоров.
- На математике и физике я ни бум-бум.
- Хорошо, что не спрашивали, пронесло.
- Когда она водит ручкой по журналу и эта тишина, у меня душа в пятках.
- На физике это... ЭВМ. Хе-хе. Мегабайт памяти, двадцать килобайт оперативки. Занимает комнату, стОит как подводная лодка. Свой старый отдал бы им просто так, честное слово. Вообще ничего, мне нравится, учиться легко, я, оказывается, всё помню.
- Физика ещё туда-сюда, а вот химию я так и не постиг, вообще ничего не понял. В десятом знал "аш два о" и имя-отчество учительницы.
- Как же ты школу закончил?
- Сам не понимаю; врал, просил, списывал, выкручивался... Мне до сих пор снятся в основном два кошмара: в одном забирают второй раз в армию по ошибке, в другом сдаю экзамен по химии.
- Ну, теперь мы в армию не пойдём, полно институтов с военной кафедрой и вообще есть варианты...
- А вообще как вам по внутреннему состоянию - четырнадцать или сорок четыре?
Вопрос по существу.
- Нет, я как-то вообще не изменился, - подумав, сказал Гусев.
Телегин подтвердил, что он тоже так чувствует.
- Я так, немножко постарше себя чувствую, лет на семнадцать, призналась Берёзкина.
Тут она заметила, что оба опять смотрят на неё ненормально.
- Что... - пробормотала она, чувствуя недоумение и неловкость. - Надо идти. Если буду везде с вами обтираться, что подумают?
- Слушай, Кира... - заговорил Гусев рассеянно и ненатурально. - Ты вообще это...
Его рука обняла талию Берёзкиной и опустилась чуть ниже. Рука Телегина провела по животу и коснулась груди. Оба дрожали от возбуждения.
- Аллё, в чём дело, - Кира стряхнула с себя обе руки и отступила. Мальчики, вы в своём уме? Мне четырнадцать лет, я нецелованная.
Прозвенел звонок, курильщики схлынули.
- Да ладно, Кира, чего ты гонишь, какие четырнадцать, какая нецелованная... - Гусев попытался прихватить Берёзкину силой и прижать к себе, но та вывернулась.
- Психи... - прошептала она и побежала в класс.
4
На уроке Кира настороженно косилась на мальчиков и усиленно думала. С одной стороны, Гусев на протяжении двадцати лет периодически был её любовником. С Телегиным тоже имели место один или два случая... Но это было в той, другой жизни. Там она испытывала к мужчинам здоровое физиологическое влечение, естественное для её возраста. С какого возраста? Примерно, лет с двадцати восьми. Да, примерно так. До этого романтические фантазии увлекали её больше, чем секс. А до окончания школы и в мыслях не было... то есть, в мыслях, конечно, что-то такое было. Этой весной, в седьмом классе, у неё была первая любовь. И был бы секс, если бы он захотел. Она ходила плавать в бассейне и смотрела только на него. А он просто не обращал внимания. Она даже не знала, как его зовут по настоящему; слышала прозвище - Акула. Ему было двадцать два, наверняка он был женат, наверняка у него была дочка и, может быть, уже сама ходила в школу. Нет, ей максимум четыре года. А может быть, нет никакой дочки. И вообще нет никакой жены. Может быть, он ещё только мечтает о настоящей любви... Глупо, конечно. Интересно посмотреть на него потом, через тридцать лет. Больной и старый. Хотя... Двадцать два плюс тридцать... пятьдесят два. Для здорового мужчины самый расцвет. Если жизнь удалась, холёный, подтянутый, выглядит на сорок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71