До сих пор я еще не развивал в себе сочувствия к животному миру вкладами в четвероногих. Но я намерен завтра же написать моему агенту в Англии, чтобы он приобрел хорошую свору гончих и конюшню. И чтобы закрепить это похвальное решение, я немедленно поговорю с савоярами, чтобы как можно скорее устроить освобождение этой семьи симпатичных иностранцев. Работорговля — невинная забава по сравнению с тем жестоким угнетением, которое, в частности, вынужден терпеть этот джентльмен в испанской шляпе.
— Король!
— Он вполне может быть королем у себя на родине, капитан Пок; тогда это только удесятеряет его незаслуженные страдания.
И я без промедления вступил в торг с савоярами. Несколько наполеондоров помогли договаривающимся сторонам прийти к соглашению, и савояры в знак передачи права владения вручили мне веревки, ограничивавшие движения их пленников. Передав трех остальных на попечение капитана Пока, я отвел в сторону индивида в гусарском доломане и, приподняв шляпу, чтобы показать, что я выше вульгарного чувства феодального превосходства, обратился к нему со следующими словами:
— Хотя я для видимости приобрел права, которые савояры, по их словам, имели на вас, спешу сообщить вам, что практически вы теперь свободны. Но мы находимся среди людей, которые привыкли видеть вам подобных в подчинении, и было бы неосторожно объявить о характере сделки; это могло бы привести к новым покушениям на ваши естественные права. Поэтому мы сейчас отправимся в мою гостиницу, где ваше будущее благополучие станет предметом наших совместно продуманных решений.
Почтенный незнакомец в гусарском доломане слушал меня с неподражаемой серьезностью и самообладанием, пока в увлечении я не взмахнул рукой. Тут, вероятно, в порыве восторга, пробужденного в его душе этой внезапной переменой его судьбы, он проделал три сальто-мортале (или три выкрутаса, как оригинально выразился капитан Пок) в такой быстрой последовательности, что несколько мгновений было неясно, увенчала ли природа его туловище головой или ногами.
Дав знак капитану Поку следовать за нами, я направился прямо к улице Риволи. До самых ворот гостиницы нас сопровождали непрерывно растущие толпы, и я почувствовал себя счастливым, когда мои подопечные благополучно скрылись за ее дверями, так как улюлюкание и глумливые выкрики валивших за нами зевак заставляли ожидать новых покушений на их права.
Войдя в свой номер, я увидел там курьера, который только что прибыл из Англии и ожидал моего возвращения. Он вручил мне пакет от моего главного управляющего в Англии. Наскоро распорядившись о том, чтобы капитан Пок и незнакомцы были удобно устроены (в точном выполнении этих распоряжений можно было не сомневаться: сэр Джон Голденкалф, с годовым доходом, как думали, в три миллиона франков, пользовался в гостинице неограниченным кредитом), я поспешил в свой кабинет и стал нетерпеливо просматривать почту.
Увы, от Анны не было ни строчки! Упрямая девушка все еще не принимала всерьез мои страдания. В отместку я на мгновенье решил стать последователем Магомета, чтобы с чистой совестью завести гарем.
Письма были от множества корреспондентов, в том числе от ряда доверенных лиц, которые блюли мои интересы в самых разных частях света. Полчаса назад я сгорал от желания узнать поближе угнетенных незнакомцев, но теперь мои мысли сразу приняли новое направление, и вскоре я заметил, что от живости, с какой я было принял к сердцу их благополучие и счастье, не осталось и следа; ее сменили новые пробудившиеся во мне интересы. Таким простым способом система, которой я придерживаюсь, несомненно, осуществляет немалую долю своих великих целей. Не успеет какой-либо интерес стать мучительным из-за своей чрезмерности, как уже перед нами возникает новое требование, чтобы отвлечь наши мысли новым притязанием на нашу чувствительность. Такое ослабление наших привязанностей от излишнего себялюбия до более спокойного и равного чувства беспристрастия создает то справедливое и великодушное умонастроение, которого добиваются ученые экономисты, превознося чудеса и преимущества своей излюбленной теории вкладов в дела общества.
В таком счастливом состоянии духа я принялся за чтение писем, с жадностью и в то же время со священной решимостью чтить провидение и творить справедливость.
Первое послание было от агента, который ведал моим главным вест-индским поместьем. Он извещал меня, что все надежды на урожай уничтожены ураганом, и просил прислать средства, необходимые, чтобы сохранить плантацию до нового урожая, который возместил бы убытки. Гордясь своей пунктуальностью делового человека, я, прежде чем вскрыть новое письмо, написал банкиру в Лондон распоряжение предоставить необходимые суммы и уведомить об этом вест-индского управляющего. Поскольку мой' банкир был членом парламента, я воспользовался этим случаем, чтобы указать на необходимость правительственных мер для защиты интересов владельцев сахарных плантаций, весьма заслуженного класса наших сограждан, чей деловой риск и неизбежные убытки настоятельно требуют такой поддержки. Закончив письмо, я с удовлетворением подумал о своей энергии и быстроте действий, — это было новое доказательство правильности моей теории капиталовложений.
Второе письмо было от управляющего моей собственностью в Индии. Оно, к счастью, уравновешивало предыдущее сообщение о гибели урожая: управляющий сообщал, что Индийский полуостров, по-видимому, будет завален сахаром, однако, поскольку доставка товаров из Индии значительно дороже по сравнению с другими колониями, обильный урожай не принесет никакой выгоды, если правительство не примет мер для уравнения индийских плантаторов в правах со всеми остальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136