ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Мы глубоко верим в наш способ использования умов: как вы могли заметить, он удивительно согласуется с самой основой нашего общества.
— К тому же мы — народ торговый, — вставил бригадир, — и, привыкнув иметь дело с законами страхования, охотно пользуемся средними величинами.
— Верно, брат Прямодушный, совершенно верно! Мы особенно не любим все напоминающее неравенство. Для моникина знать больше, чем его соседи, — почти такое же преступление, как действовать по своему усмотрению. Нет, нет, мы действительно свободная и независимая республика и считаем каждого гражданина ответственным перед общественным мнением во всем, что он делает, говорит, мыслит и желает.
— Простите, сэр, обе великие политические линии посылают свои хвосты на одну фабрику и придерживаются одних мнений?
— Нет, сэр, у нас в Низкопрыгии есть два общественных мнения.
— Два общественных мнения?!
— Разумеется, сэр, горизонтальное и вертикальное.
— Это говорит о такой необычайно плодотворной умственной деятельности, что трудно поверить!
Тут коммодор и бригадир неожиданно расхохотались прямо мне в лицо.
— Ах, боже мой, сэр Джон! Дорогой сэр Джон! Вы удивительно забавное существо! — захлебывался судья, держась за бока. — Я никогда не слыхал ничего более смешного! — Он умолк, вытер глаза и заговорил более связно. — Одно общественное мнение, подумать только! Неужели я говорил так непонятно? Я начал с того, дорогой сэр Джон, что мы следуем правилу двоичности, указанному нам природой, и руководствуемся принципом круговращения. Первое побуждает нас иметь всегда два общественных мнения, а согласно второму великие политические вехи, хотя и кажутся неподвижными, тоже вращаются. Та линия, которая считается параллельной основному закону, или конституционному меридиану страны, называется горизонтальной, а другая — вертикальной. Но, так как в Низкопрыгии в действительности нет ничего неподвижного, две великие вехи, также следуя принципу круговращения, периодически меняются местами: вертикальная линия становится горизонтальной и наоборот. При этом те, кто упирается носками в ту или иную черту, по необходимости меняют свой взгляд на вещи. Но это великое круговращение совершается очень медленно и столь же незаметно для участников, как вращение нашей планеты для ее обитателей.
— А вращение патриотов, о котором только что говорил судья, — добавил бригадир, — подобно эксцентрическому движению комет, которые украшают солнечную систему, не внося в нее расстройства причудливостью своих орбит.
— Нет, сэр, хороши бы мы были всего с одним общественным мнением, — заключил судья. — А уж что при таком положении вещей стало бы с патриотами из патриотов, и вообразить трудно!
— Я хотел спросить вас, сэр, по поводу вытягивания билетиков: хватает ли у вас должностей на всех жителей?
— Конечно, сэр. Наши должности делятся, прежде всего, на «внутренние» и «внешние». Те, кто касается носками более ценимой линии, занимают «внутренние» места, а те, кто стоит на менее ценимой линии, занимают все остальные. Но надо сказать, что только внутренние места чего-нибудь стоят. А так как прилагаются большие старания, чтобы общество делилось приблизительно поровну…
— Простите, если я вас перебью, но как это осуществляется?
— Что ж, поскольку лишь определенное число моникинов может касаться черты, мы считаем всех тех, кому не удалось стать на линию, посторонними. Потолкавшись без пользы возле нас, они неизменно переходят на другую линию, так как лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Таким образом мы поддерживаем в государстве некоторое равновесие, необходимое, как вам известно, для свободы. Политическое меньшинство занимает внешние места, а все внутренние остаются для большинства. Далее идет другое подразделение должностей — на почетные и доходные. Почетные, то есть около девяти десятых всех внутренних должностей, с большой беспристрастностью распределяются между теми, кто касается черты на более сильной стороне и обычно довольствуется блеском победы. Имена остальных кладут в колеса и вытягивают для них призы по принципу круговращения.
— А патриоты, сэр? Их тоже включают в эту игру случая?
— Отнюдь нет! В качестве награды за преодоленные опасности они имеют особое маленькое колесо, но также подчиняются принципу круговращения. Их положение отличается только тем, что они всегда что-нибудь получают.
Я охотно продолжал бы этот разговор, который лил потоки света в мое политическое сознание, но тут появился моникин, по виду лакей, с пакетом, привязанным к кончику его хвоста. Повернувшись, он с низким поклоном вручил мне свою ношу и удалился. В пакете были три записки, адресованные следующим образом:
«Его королевскому высочеству Бобу, принцу Уэльскому».
«Милорду верховному адмиралу Поку».
«Мистеру Голденкалфу, клерку».
Извинившись перед моими гостями, я быстро сорвал печать с той, которая предназначалась мне. Она гласила:
«Высокородный граф Балаболо, камергер его высочества, извещает мистера Джона Голденкалфа, клерка, о том, что ему предлагается присутствовать сегодня вечером во дворце на бракосочетании графа Балаболо и леди Балаболы, первой фрейлины ее величества королевы.
Примечание. Кавалерам быть в полном параде».
Когда я сообщил содержание этой записки судье, он сказал, что знает о предстоящей церемонии, ибо тоже получил приглашение как официальное лицо. Ввиду того, что Англия не имела в Высокопрыгии представителя, я обратился к судье, как к иностранному послу, с просьбой оказать мне честь и представить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— К тому же мы — народ торговый, — вставил бригадир, — и, привыкнув иметь дело с законами страхования, охотно пользуемся средними величинами.
— Верно, брат Прямодушный, совершенно верно! Мы особенно не любим все напоминающее неравенство. Для моникина знать больше, чем его соседи, — почти такое же преступление, как действовать по своему усмотрению. Нет, нет, мы действительно свободная и независимая республика и считаем каждого гражданина ответственным перед общественным мнением во всем, что он делает, говорит, мыслит и желает.
— Простите, сэр, обе великие политические линии посылают свои хвосты на одну фабрику и придерживаются одних мнений?
— Нет, сэр, у нас в Низкопрыгии есть два общественных мнения.
— Два общественных мнения?!
— Разумеется, сэр, горизонтальное и вертикальное.
— Это говорит о такой необычайно плодотворной умственной деятельности, что трудно поверить!
Тут коммодор и бригадир неожиданно расхохотались прямо мне в лицо.
— Ах, боже мой, сэр Джон! Дорогой сэр Джон! Вы удивительно забавное существо! — захлебывался судья, держась за бока. — Я никогда не слыхал ничего более смешного! — Он умолк, вытер глаза и заговорил более связно. — Одно общественное мнение, подумать только! Неужели я говорил так непонятно? Я начал с того, дорогой сэр Джон, что мы следуем правилу двоичности, указанному нам природой, и руководствуемся принципом круговращения. Первое побуждает нас иметь всегда два общественных мнения, а согласно второму великие политические вехи, хотя и кажутся неподвижными, тоже вращаются. Та линия, которая считается параллельной основному закону, или конституционному меридиану страны, называется горизонтальной, а другая — вертикальной. Но, так как в Низкопрыгии в действительности нет ничего неподвижного, две великие вехи, также следуя принципу круговращения, периодически меняются местами: вертикальная линия становится горизонтальной и наоборот. При этом те, кто упирается носками в ту или иную черту, по необходимости меняют свой взгляд на вещи. Но это великое круговращение совершается очень медленно и столь же незаметно для участников, как вращение нашей планеты для ее обитателей.
— А вращение патриотов, о котором только что говорил судья, — добавил бригадир, — подобно эксцентрическому движению комет, которые украшают солнечную систему, не внося в нее расстройства причудливостью своих орбит.
— Нет, сэр, хороши бы мы были всего с одним общественным мнением, — заключил судья. — А уж что при таком положении вещей стало бы с патриотами из патриотов, и вообразить трудно!
— Я хотел спросить вас, сэр, по поводу вытягивания билетиков: хватает ли у вас должностей на всех жителей?
— Конечно, сэр. Наши должности делятся, прежде всего, на «внутренние» и «внешние». Те, кто касается носками более ценимой линии, занимают «внутренние» места, а те, кто стоит на менее ценимой линии, занимают все остальные. Но надо сказать, что только внутренние места чего-нибудь стоят. А так как прилагаются большие старания, чтобы общество делилось приблизительно поровну…
— Простите, если я вас перебью, но как это осуществляется?
— Что ж, поскольку лишь определенное число моникинов может касаться черты, мы считаем всех тех, кому не удалось стать на линию, посторонними. Потолкавшись без пользы возле нас, они неизменно переходят на другую линию, так как лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Таким образом мы поддерживаем в государстве некоторое равновесие, необходимое, как вам известно, для свободы. Политическое меньшинство занимает внешние места, а все внутренние остаются для большинства. Далее идет другое подразделение должностей — на почетные и доходные. Почетные, то есть около девяти десятых всех внутренних должностей, с большой беспристрастностью распределяются между теми, кто касается черты на более сильной стороне и обычно довольствуется блеском победы. Имена остальных кладут в колеса и вытягивают для них призы по принципу круговращения.
— А патриоты, сэр? Их тоже включают в эту игру случая?
— Отнюдь нет! В качестве награды за преодоленные опасности они имеют особое маленькое колесо, но также подчиняются принципу круговращения. Их положение отличается только тем, что они всегда что-нибудь получают.
Я охотно продолжал бы этот разговор, который лил потоки света в мое политическое сознание, но тут появился моникин, по виду лакей, с пакетом, привязанным к кончику его хвоста. Повернувшись, он с низким поклоном вручил мне свою ношу и удалился. В пакете были три записки, адресованные следующим образом:
«Его королевскому высочеству Бобу, принцу Уэльскому».
«Милорду верховному адмиралу Поку».
«Мистеру Голденкалфу, клерку».
Извинившись перед моими гостями, я быстро сорвал печать с той, которая предназначалась мне. Она гласила:
«Высокородный граф Балаболо, камергер его высочества, извещает мистера Джона Голденкалфа, клерка, о том, что ему предлагается присутствовать сегодня вечером во дворце на бракосочетании графа Балаболо и леди Балаболы, первой фрейлины ее величества королевы.
Примечание. Кавалерам быть в полном параде».
Когда я сообщил содержание этой записки судье, он сказал, что знает о предстоящей церемонии, ибо тоже получил приглашение как официальное лицо. Ввиду того, что Англия не имела в Высокопрыгии представителя, я обратился к судье, как к иностранному послу, с просьбой оказать мне честь и представить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136