Память же меньше всего имеет значение для особы, не обладающей сознанием. И хотя не существует особого закона или статьи конституции, освобождающих монарха от обладания памятью, однако, поскольку у него нет нужды обладать данной способностью, вполне закономерно полагать, что ее у него совсем нет.
— Господа, — продолжал генеральный прокурор, — простота, ясность и последовательность, которые необходимы всякому хорошо устроенному уму, потерпели бы ущерб, если бы сознание его величества было загромождено подобным образом, и государство пострадало бы. Король царствует, господа, но он не управляет. Это основной принцип нашей конституции. Нет, более того: это незыблемый оплот наших свобод! Господа! Царствовать в Высокопрыгии не трудно. Для этого требуется всего лишь право первородства, понимание разницы между царствованием и управлением и политическая умеренность, неспособная нарушить равновесие государства. Другое дело — управлять. Помимо вышеупомянутых мелочей, его величеству не требуется управлять решительно ничем, даже самим собой. Иначе обстоит дело с его старшим двоюродным братом. На это высокое должностное лицо возложено управление государством. Уже на заре существования монархии выяснилось, что для того, кто обязан одновременно царствовать и управлять, едва ли достаточно одного-единственного сознания или одной совокупности умственных способностей. Мы все знаем, господа, сколь недостаточны наши собственные способности даже для достижения личных целей, сколь трудно нам бывает сдерживать самих себя без иного подспорья, кроме нашего собственного разума, совести и памяти. И мы понимаем, как важно наделить того, кто управляет, дополнительным набором указанных способностей. Вот почему обычное право — не статутное право, господа, каждый закон которого часто несет на себе печать несовершенства отдельно взятого моникинского разума, след того конкретного хвоста, от которого он исходит, но обычное право, этот признанный сосуд здравого смысла всей нации, издавна установило, что старший двоюродный брат его величества должен быть хранителем сознания его величества, и, в силу неизбежного юридического толкования, он же должен быть наделен совестью его величества, разумом его величества и, наконец, памятью его величества. Таковы, господа, положения закона. В дополнение к этому мне легко доказать целой тысячей фактов, что не только король Высокопрыгии, но и большинство других государей, как ныне, так и всегда, не имеют и не имели памяти. Обладание этой обременительной способностью, можно даже сказать, несовместимо с королевским саном. Будь монарх наделен памятью, то, вспоминая, что он родился как всякий другой и так же обречен умереть, он мог бы забыть свой высокий сан; призраки прошлого могли бы тревожить его, и даже самое его достоинство было бы поколеблено и ослаблено живым представлением о том, как и откуда произошел его королевский род. Будь монарх наделен памятью, то обещания, обязательства, привязанности, обязанности, принципы и даже долги могли бы помешать надлежащему выполнению его священных обязанностей. Поэтому с незапамятных времен и было решено, что его величество совершенно свободен от разума, совести и памяти, как законное следствие того, что он лишен сознания.
Тут генеральный прокурор обратил внимание суда и присяжных на закон третьего года царствования короля Первородного VI, по которому лицо, приписавшее его величеству ту или иную способность и совершившее это с преступным умыслом нарушить спокойствие государства, подвергается отсечению хвоста без напутствия священнослужителя. На этом обвинитель закончил свою речь.
После того, как оратор вернулся на свое место, наступило торжественное молчание. Сила его доводов, логичность и неоспоримая юридическая обоснованность всего, что он говорил, произвели большое впечатление, и я заметил, что Ной принялся ожесточенно жевать табак. Однако после приличной паузы бригадир Прямодушный, который, несмотря на свой воинский чин, был, как оказалось, лишь практикующим адвокатом из города Бивуака, торговой столицы республики Низкопрыгии, встал и потребовал слова. Тут суду вдруг вздумалось заявить, что данный адвокат не правомочен выступать в Высокопрыгии. Мой брат Прямодушный немедленно указал судьям на закон об усыновлении и на ту статью уголовного кодекса, которая разрешает обвиняемому выступать через посредство ближайшего родственника.
— Подсудимый, — спросил тогда главный судья, — вы слышали заявление защитника. Желаете ли вы передать ведение защиты вашему ближайшему родственнику?
— Да кому угодно, ваша честь, — ответил Ной, яростно пережевывая свой возлюбленный табак. — Да кому угодно, мои почтенные, лишь бы он сделал это хорошо и недорого.
— Принимаете ли вы Арона Прямодушного в качестве одного из своих ближайших родственников, как это положено по закону, и если принимаете, то в качестве кого именно?
— Принимаю, принимаю, ваша честь, принимаю душой и телом, и, если вам угодно, то бригадира я принимаю в качестве отца, а вот этого моего собрата-человека, моего испытанного друга сэра Джона Голденкалфа, принимаю в качестве матери.
Суд выразил свое официальное согласие, которое вместе с этими сведениями было занесено в протокол, и моему брату Прямодушному было предложено приступить к защите.
Подобно Дандену из комедии Расина «Сутяги», защитник не счел нужным начинать со всемирного потопа, а прямо обратился к сути дела. Он начал с рассмотрения королевских прерогатив и с определения слова «царствовать». Сославшись на академический словарь, он с блеском доказал, что «царствовать» значит не что иное, как «управлять в качестве монарха», а «управлять» в обычном значении этого слова подразумевает всего лишь управление от имени короля или в качестве его наместника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136