Мы
вынуждены принять меры, чтобы избавить свое общество от этого позора. Это
для нас, как раковая опухоль, мы обязаны ее удалить.
Беллингэм перевел дух.
- Теперь слушай внимательно. Я обещаю тебе, что если ты назовешь ее
имя, я постараюсь смягчить то наказание, которое тебя ожидает. Скажи мне -
кто эта женщина?!
Глядя прямо в глаза полковнику, Абулшер промолвил:
- Сахиб, я не могу.
Полковник вспыхнул. Сколько раз он убеждался в том, что с этими
людьми бесполезно разговаривать!
- Абулшер, я приказываю тебе назвать ее имя!
Тхалец не отвечал.
Полковник встал и нервно прошелся до окна и обратно.
- Ты женился во второй раз, у тебя будет ребенок. Если ты не скажешь,
кто была та женщина, тебя выгонят со службы. У тебя не будет денег, твоя
семья будет голодать, как тысячи других туземцев. Неужели ты не понимаешь?
- Значит, так будет угодно Аллаху.
Он уже смотрел на полковника без особого почтения, даже с некоторой
дерзостью.
На Беллингэма накатил приступ безудержного гнева.
- Шакал! Так-то ты отвечаешь на мою доброту! Говорю тебе еще раз: мне
нужно ее имя!
Абулшер отвел глаза и склонил голову, но ничего не сказал.
Полковник, вне себя от ярости, подбежал к стене, схватил висящую там
саблю, выдернул ее из ножен и плашмя ударил ею тхальца по щеке.
- Говори! - заорал Беллингэм.
Абулшер стоял молча, потупив голову.
Полковник сел за свой стол и дрожащей от гнева рукой начал писать.
- Если ты не покинешь гарнизон в течении ближайших четырех часов, и
если к концу этого дня ты будешь еще в Саргохабаде, то будешь расстрелян
без всякого суда. Я имею право так поступить и клянусь, что так и будет!
Шастри!
Ординарец вбежал в кабинет.
- Этот человек уволен со службы. Вот приказ об этом. Проследи, чтобы
он убрался из гарнизона не позже, чем через четыре часа. И еще проследи,
чтобы он ни с кем, кроме своей семьи, не общался за это время. Он - под
арестом.
Абулшер поклонился и проговорил:
- Как будет угодно Аллаху. Аллах велик!
Сопровождаемый ординарцем, он вышел.
Полковник долго не мог успокоиться. Перед ним вновь и вновь
появлялась картина - голова мужчины-туземца припавшая, как будто к
сулящему утоление жажды источнику, к раскрытой розовевшей щели меж бедрами
белой женщины. Женщины, про которую ему так и не удалось ничего выведать.
И которая, как он считал, бросила тень на всех женщин Великобритании.
И опять он почувствовал себя утомленным и сильно постаревшим.

4
Выйдя из дома, Эвелин подтянула длинные шевровые голенища сапог,
предназначенных для верховой езды, и медленно пошла в сторону ворот. Весь
день она помогала матери, затеявшей менять обивку стен в гостиной, и
сейчас думала, как хорошо будет проскакать несколько миль.
Заметив, что лошади уже приведены, Эвелин ускорила шаги, но вдруг
замерла на месте. Не Абулшер, а кто-то другой держал под уздцы Вулкана и
Дэзи. Холодок тревоги пробежал по ее спине. Почему его нет? Что-то
случилось? Приблизившись к незнакомому ей индусу, она спросила:
- А что, Абулшер заболел?
- Нет, мисс-сахиб, он уехал.
- Уехал?
- Да, сегодня, мисс-сахиб. Часа три назад.
- А когда он вернется?
- Его здесь больше не будет, мисс-сахиб. Он уехал насовсем.
Возвратился к себе на родину.
Эвелин подумала, что сейчас, наверное, она первый раз в жизни упадет
в обморок. Машинально она взяла в руку поводья, вставила ногу в стремя, но
остановилась.
- Вам плохо, мисс-сахиб?
Голос слуги вывел ее из оцепенения. Ничего не ответив, Эвелин
вскочила на коня и пустила его в галоп.
Индус, который должен был ее сопровождать, с удивлением глядел вслед
удаляющейся всаднице, соображая, что ему предпринять.
Лишь через полчаса ему удалось догнать ее.

За обедом Эвелин спросила отца, почему у нее новый грум.
Полковник Беллингэм сердито пожал плечами:
- У Абулшера какие-то семейные дела. Мне доложили об его отъезде. Я
всегда говорил, что на мусульман из северных племен не следует полагаться.
Они могут исправно служить и хорошо работать в течение нескольких лет, а
потом вот так исчезают. Они никогда не бывают по-настоящему верны нам,
англичанам. А вот своему народу, своему племени каждый из них будет верен
всегда.
Эвелин слушала, а глаза ее наполнялись слезами. Чтобы скрыть это, она
наклонилась над тарелкой, хотя та была уже пуста.
Да, действительно, у этих людей своеобразное понятие о верности. Она
отдала ему все... Где он еще видел, чтобы белая женщина вела себя так с
туземцем? А был ли он ей благодарен? Уехал, не попрощавшись, не сказав ей
ни единого слова...
Как только стемнело, Эвелин легла в постель, но сон не шел к ней. Она
лежала с закрытыми глазами и представляла себе, что ее ждет. Ухаживания
молодых офицеров, из которых никто не нравился ей. Неизбежное
замужество... Супружеская жизнь с нелюбимым мужем... Дети от него... Она
вспомнила, как могучие руки тхальца обхватывали сзади ее ягодицы и
прижимали к себе, как от этого его уже и так до предела введенный член
проникал в ее лоно еще глубже... Как от этого в глубине ее тела возникала
боль, которая была упоительно сладкой...
Да, он часто вел себя с ней, как неистовый дикарь. Да, она то и дело
чувствовала себя жертвой в его хищных лапах. Но как раз в этой первобытной
неистовости она и нуждалась. И была готова добровольно жертвовать собой.
Женская интуиция говорила Эвелин, что не все еще потеряно, что он еще
будет с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45