Он прижал ее руку и стал
водить ее туда-сюда, пока зажатый подмышкой орган не затвердел, как
дерево.
При мысли, что это чудовищное орудие может внедриться в нее, Эвелин
похолодела. Но щемящее вожделение уже растекалось по всей нижней части
тела. Бессознательно она раскинула ноги, чувствуя начинающее жжение меж
них...
Старик привстал и тут же опустился на нее. Ноги Эвелин обхватили его,
ступни ее легли на худосочные, но очень крепкие ягодицы. Пальцы ее ног
вползли в волосатую впадину и, оставшись там, начали подниматься и
опускаться. Свободной рукой Эвелин нащупала громадные шары его семенников
в кармане-мешке, подвешенном под восставшей и нетерпеливо дергающейся
дубиной его члена. От удовольствия аксакал заурчал, как сытый сильный кот.
В лицо Эвелин ударила волна исходившего из раскрытого рта густого духа
табака, кардамона и чеснока. Она погладила спрятанные в мошонке шары,
стенания тотчас усились, оскалились редкие и длинные, желтые от табака
зубы...
Неожиданно аксакал отпрянул от Эвелин, быстро поднялся на ноги,
поднял ее, как ребенка и отнес на кровать. Там он положил ее на бок и
подогнул одно колено. Он остановился, залюбовавшись картиной ее грудей -
одна покоилась на другой, чуть сплющив нижнюю своей тяжестью. Согнутое
колено подчеркивало округлость бедра, старик приник губами к ее ляжке...
Потом он взобрался на кровать и устроился позади нее. Руками принялся
отыскивать путь для истомленного ожиданием члена. Когда пальцы нащупали
влажный вход в лоно ее, выдержка и самообладание аксакала покинули его.
Циклопический член ввергся в Эвелин, до предела растянув влажные губы...
Острая боль пронзила Эвелин, ей показалось, что в нее всадили остро
отточенную стальную пику. Отведя в сторону ее согнутую ногу, старик
вдвигал свой ненасытный орган все глубже и глубже...
Решив, что пора сменить позу, старец на несколько секунд освободил
Эвелин, опрокинул на спину и молниеносно взобрался на нее. Он широко
развел женские ноги и вновь впихнул в нее свой член, теперь уже сверху.
Чувствуя, что сейчас он сокрушит и раздавит все на своем пути, Эвелин в
отчаянии закричала:
- Не надо! Умоляю, не надо! Вы убьете меня!
Но упорный член все влезал в нее, теперь он толкал впереди себя ее
сжавшуюся матку, бил и расплющивал ее, пока не поместился в агонизирующем
колодце всей своей поистине фантастической длиной.
Эвелин корчилась и извивалась от невыносимой боли. Всаженная в нее
оглобля разрывала внутренности, ей казалось, что инородный орган может
дойти даже до сердца...
Жесткие, словно проволока, волосы его живота царапали оголенный лобок
Эвелин, а белая борода, напротив, ласково пробегала по грудям, как будто
извиняясь за муки, причиняемые непослушным и обезумевшим фаллосом.
Чтобы хоть как-то защититься от подобного удаву члена, Эвелин
пыталась сжать ноги, потом согнуть... Но он безжалостно молотил по ее
внутренностям... Силы покидали Эвелин, тело стало скользким от пота...
Перед глазами пошли темные круги, вся комната куда-то поплыла и начала
медленно вращаться, как будто Эвелин вдруг оказалась на карусели... Потом
она провалилась в сплошной мрак...
Сколько времени длился обморок, Эвелин не знала. Сознание вернулось,
но было каким-то туманным и пасмурным. Она очнулась от непрекращающихся
внутри нее толчков - тотчас вернулась боль от раздираемой плоти... Открыв
глаза, Эвелин с ужасом увидела, что аксакал все еще на ней! Его узкое лицо
стало еще более прозрачным, горбатый нос заострился и стал похож на клюв
хищной птицы. Он, похоже, находился в трансе, но его тело продолжало
раскачиваться и сотрясаться, будто в дикой пляске, исполняемой безумным
шаманом.
Погруженный в нее член по прежнему колотился внутри ее, причиняя
невыносимые мучения. Еще ночь или уже утро? Лампа продолжала гореть, ее
пламя отбрасывало на стену мерно двигающуюся тень. Эвелин казалось, что
прошло уже много часов... На все это время ее как будто перенесли в иной
мир, где все сотрясается, все содрогается... Она снова попробовала
бороться, но для этого не было сил... Постаралась закричать, но звуки не
шли из горла... Боль подчинила себе волю...
И когда она опять провалилась в темноту, то успела подумать, что это
хорошо, так как боли она ощущать не будет...
Так повторялось несколько раз в течении той кошмарной ночи. Эвелин
теряла сознание, а когда оно возвращалось, то вновь и вновь она ощущала на
себе тяжесть высохшего тела, а внутри - биение застрявшего, казалось
навсегда окаменевшего органа. И целую вечность костлявые ноги разжимали ей
бедра, пока, наконец, не оставили ее - полуживую от всего вынесенного...

Эвелин не могла бы сказать, сколько суток она провела в этой комнате.
Сквозь затуманенное сознание она понимала, что заболела. Пережитые за
последние недели стрессы ослабили ее организм, теперь она металась в
лихорадке.
Дни проходили, как в наркотическом сне. Она смутно видела какую-то
женщину, которая приходила поить ее горьким настоем целебных трав.
Однажды вечером пришел сгорбленный старик, белый, как лунь. Он сел у
кровати, достал разноцветные пакетики с порошками. Из каждого пакетика он
что-то сыпал ей на голову, на руки и ноги, при этом громко шептал и
взмахивал руками.
Еще она знала, что английский патруль все-таки побывал в кишлаке,
потому что вдруг ее завернули в огромную теплую бурку и, когда в дом вошли
вооруженные люди, чей-то голос объяснил, что здесь лежит беременная дочь
аксакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45