Роберт ХАЙНЛАЙН
ЕСЛИ ЭТО БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ...


1
На посту было холодно. Я было захлопал в ладоши, чтобы согреться, но
тут же остановился, испугавшись потревожить Пророка. В ту ночь я стоял на
часах как раз у его личных апартаментов - эту честь я заслужил, выделяясь
аккуратностью на поверках и смотрах. Но сейчас мне совсем не хотелось
привлекать его внимания.
Был я тогда молод и не очень умен - свежеиспеченный легат из Вест
Пойнта, один из ангелов господа, личной охраны Воплощенного Пророка.
При рождении мать посвятила меня Церкви, а когда мне исполнилось
восемнадцать, дядя Абсолом, старший мирской цензор, припал к стопам Совета
старейшин, дабы они рекомендовали меня в военное училище.
Вест Пойнт меня вполне устраивал. Конечно, я, также как и мои
однокурсники, ворчал на военную службу, но уж если говорить честно, мне
нравилась монашеская жизнь - подъем в пять, два часа молитв и размышлений,
потом лекции и занятия разнообразными военными дисциплинами: стратегией,
теологией, психологией толпы, основами чудес. После обеда мы
практиковались в стрельбе и укрепляли тело упражнениями.
Я не был в числе лучших кадетов и не надеялся стать ангелом господа,
хотя и мечтал об этом. Но у меня всегда были отличные отметки за
послушание и неплохие по практическим дисциплинам. И меня выбрали. Я был
почти греховно горд. Еще бы, попасть в самый святой из всех полков
Пророка, в котором даже рядовые были в ранге офицеров и которым командовал
Разящий Меч Пророка, маршал войск. В день, когда я получил блестящий щит и
копье, положенные ангелу, я поклялся готовиться к принятию сана, как
только достигну звания капитана, которое позволяло на это надеяться.
Но в эту ночь, спустя несколько месяцев с того первого дня, несмотря
на то, что щит мой блестел как прежде, в сердце моем появилось тусклое
пятнышко. Жизнь в Новом Иерусалиме оказалась не совсем такой, как я
представлял ее в Вест Пойнте. Дворец и Храм были пронизаны интригами и
политиканством. Священники, дьяконы, государственные министры, дворцовые
функционеры - все были заняты борьбой за власть и благорасположение
Пророка. Даже офицеры нашего полка не избежали этого. Наш славный девиз
"Non Sibi Sed Dei" [Ничего для себя - все богу (лат.)] приобрел кисловатый
привкус.
Я и сам был не без греха. Хоть я и не вмешивался в драку за мирские
блага, я совершил нечто такое, что было греховнее: я посмотрел с
вожделением на посвященную особу другого пола.
Прошу вас, поймите меня лучше, чем я сам себя тогда понимал. По
возрасту я был мужчина, а по опыту - ребенок. Единственная женщина,
которую я хорошо знал, была моя мать. Мальчишкой в семинарии, прежде чем
попасть в Вест Пойнт, я почти боялся девочек. Мои интересы ограничивались
уроками, матерью и военным отрядом нашего прихода. В военном училище я
попросту не видел женщин. Мои человеческие чувства были заморожены, а
случайные соблазнительные сны я расценивал как искушения дьявола.
Но Новый Иерусалим - не Вест Пойнт, и ангелам не запрещалось
жениться, хотя большинство из моих товарищей не стремились к этому, ибо
женитьба вела к переводу в один из обычных полков, а многие из нас лелеяли
надежду стать военными священниками.
Не запрещалось выходить замуж и мирским дьяконессам, которые работали
во Дворце и в Храме. Но чаще всего они были старушками, напоминавшими мне
моих тетушек и вряд ли способными вызывать романтические чувства. Не
увлекался и более молодыми сестрами, пока не встретил сестру Юдифь.
Я стоял на том же посту месяц назад, впервые охраняя личные
апартаменты Пророка, и, разумеется, волновался, ожидая обхода дежурного
офицера.
Во внутреннем коридоре напротив моего поста вспыхнул на мгновение
свет, и я услышал звуки шагов. Я взглянул на хроно: конечно, это
девственницы, обслуживающие Пророка. Каждую ночь, в десять часов, они
сменялись. Я никогда не видел этой церемонии и не надеялся увидеть. Я знал
только, что девственницы, заступающие на суточное дежурство, тянули жребий
- кому выпадет честь лично прислуживать священной особе Воплощенного
Пророка.
Я не стал больше прислушиваться и отвернулся. Минут через пятнадцать
фигура в темном плаще проскользнула мимо меня, подошла к парапету,
остановилась там и стала смотреть на звезды. Я выхватил пистолет, но тут
же смущенно сунул обратно в кобуру, потому что понял, что это
всего-навсего дьяконесса.
Сначала я решил, что она - мирская дьяконесса, могу поклясться, мне и
в голову не пришло, что она может быть священной дьяконессой. В уставе не
было пункта, запрещавшего им выходить из покоев, но я никогда не слышал,
чтобы они это делали.
Не думаю, что она меня заметила прежде, чем я сказал: "Мир тебе,
сестра".
Она вздрогнула, подавила крик, но потом собралась все-таки с духом и
ответила: "Мир тебе, малый брат".
И только тогда я увидел на лбу ее звезду Соломона, знак семьи
Пророка.
- Простите, старшая сестра, - сказал я. - Я не увидел в темноте.
- Я не оскорблена.
Мне показалось, что она завязывает разговор. Я понимал, что нам не
следует говорить наедине: ее смертное тело было посвящено Пророку, так же
как душа - господу, но я был молод и одинок, а она - молода и очень хороша
собой.
- Вы прислуживаете Его святейшеству этой ночью, старшая сестра?
Она покачала головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47