Тем, кто его ослушается, он пригрозил тяжким наказанием. Платон и Аристотель заскучали бы, в нашу эпоху у них нет учеников. Все - и крестьяне, и ученые - чувствуют тяжкую руку деспота. Небо должно бичом покарать такого государя. И знаешь, дочь моя, душа моя полна предчувствий. Днем и ночью странный пророк твердит, что Христос призвал варвара Истока покарать тех, кто осквернил Евангелие делами и жизнью своей.
Такой герой, как он, способен поднять народы по ту сторону Дуная и нагрянуть на столицу, чтоб отомстить за неправду. Верь: Близятся дни, когда ты будешь страдать и бояться за него. Но надейся! Эпафродит не уйдет в могилу до тех пор, пока не соединит двух людей, которых судьба отдала под его защиту.
Чтоб сделать это, я как можно скорее приеду в Фессалонику. Ваша любовь отогрела мое старое сердце. Я бесконечно тоскую по тебе. Будь счастлива, будь здорова. Верь в того, кто достоин твоей любви. Исток никогда не позабудет тебя! Если б он знал, где ты, он бы уже примчался за тобой! В ту ночь, когда я вырвал его из пасти леопарда, я поклялся ему, что буду оберегать тебя и вручу тебя ему.
Перешел ли он уже Дунай? Слышала ли ты что-нибудь об этом? Надеюсь, ты уже знаешь. До меня вести пока не дошли. Но я твердо убежден, что он спасся. Ведь я ему дал самых резвых в мире коней.
Кончаю. Больше писать не буду. Увидимся в Топере или в Фессалонике. И тогда радость наша будет безмерна. Приветствует тебя отец твой Эпафродит.
Прочтешь письмо и немедля сожги его. Ни одного мгновения оно не должно оставаться у тебя".
Когда Ирина прочла эти строки, ее прекрасные глаза увлажнились. Лицо пылало, грудь вздымалась в радостном волнении; она крепко обняла Кирилу. Рабыня вырвалась из ее объятий, разрыдалась от счастья и, бросившись на колени перед иконой богородицы, дала обет выдержать пять строгих постов в благодарность за доставленную ее госпоже радость.
Ирина зажгла от светильника ароматических факел и уничтожила письмо. Потом тщательно собрала пепел, уложила его в золотую ладанку и повесила на золотой цепочке на шею, чтобы хранить как святыню.
Следующие три дня у Ирины с Кирилой только и было разговоров что об Эпафродите и об Истоке. В саду под деревьями они шепотом произносили их имена, а вечером падали ниц перед иконой богородицы и читали псалмы. Правда, изредка в их душах рождался страх перед Рустиком. Но он был как мимолетный туман, таявший под солнцем счастья.
Вечером третьего дня стража возвестила о возвращении префекта. Ирина поспешила навстречу дяде в атриум и велела зажечь все светильники.
Лицо Рустика было недовольным и утомленным. Ночи напролет он кутил в Константинополе, спустил уйму денег, да и дорога утомила его. Ирина испугалась его хмурого взгляда. Он неласково встретил ее, не обнял и не поцеловал в лоб, как обычно.
- Ступай за мной! - грубо произнес он.
Испуганной голубкой беззвучно последовала за ним девушка.
Войдя в дом, Рустик повернулся к Ирине.
- Лгунья!
Девушка затрепетала, по щекам ее покатились две слезинки.
- Почему ты так жесток, дядя?
- Лгунья! - повторил он еще резче. - Дома ползаешь на коленях, богомолка, а в Константинополе путалась с варваром, язычником! Позор!
Гордость пробудилась в душе Ирины. Она выпрямилась, устремила взгляд на дядю, слезы ее мгновенно высохли.
- Тот, кто сказал это, бесстыдный лжец! Моя совесть чиста! - твердо произнесла она.
- Молчи, не вызывай моего гнева! Ты осквернила честь дворца, отвергла любовь начальника конницы Асбада и спуталась с язычником.
- Асбада я никогда не полюблю, он мне противен!
- А все-таки ты будешь его женой! Такова воля священной августы, таково желание Асбада, таков мой приказ!
- Никогда! Скорее умру!
- Завтра же возвратишься во дворец, откуда ты убежала. Лгунья! И больше не убежишь, потому что тебя будет сторожить префект Рустик.
Ирина в ужасе отшатнулась, колени ее подогнулись, и она повалилась на пол.
- Дядя... не губи меня! Смилуйся надо мной, Христе боже! - вырвалось из скорбящей груди.
Губы ее сомкнулись, по телу прошла судорога.
Подбежала Кирила. Два раба подняли потерявшую сознание девушку и отнесли ее в спальню.
14
Одолев антов, славинское войско с победой возвращалось в град Сваруна, чтобы там, под липой, принести богам обещанные жертвы.
Дикие вопли сотрясали воздух, из охрипших глоток неслись боевые песни; упиваясь радостью победы, люди затевали кровавые потасовки. Целые вереницы пляшущих на ходу юношей тянулись по лугам и безбрежным степям. Зрелые мужи густыми толпами шли по полям, размахивая над головами окровавленными топорами и славя Перуна. Посередине пастухи гнали захваченные стада мычащих коров и блеющих овец. Вслед за скотиной тащились полумертвые от жары анты, которых славины полонили в бою. Связанные, опозоренные, униженные, шагали братья среди братьев, рабы среди свободных. Исток вместе с Радо и конницей ехали далеко позади главного войска. Исток не различал отдельных криков. Он слышал только победный рев разбушевавшегося людского моря, гул земли, шум лесов и свист ветра.
Исток понимал, что победа одержана только благодаря ему. Это он обратил вспять гуннов, разогнал атланов, союзников антов, сразил предателя Волка. Войско уважало и чтило его, но в сердце юноши не было радости. Печально смотрел он на окровавленные копья и почерневшие от братской крови топоры. Рука его дрожала, когда он вытирал меч о росистую траву. Рука его дрожала, когда он вытирал меч о росистую траву. Ведь следы крови на мече вопияли о том, что ему пришлось замахнуться на Волка - предателя, но брата!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146