Юноша понял, что ему не справиться с людьми. Ловкими и хитроумными уговорами ему, однако, удалось кое-как успокоить их.
- Конница вернется в Топер, потому что по лесам и горам, где прячутся византийцы, она двигаться не может. Пешие пускай за добычей идут сами: ловят христиан, грабят скот, а потом двигаются к Топеру, чтобы всем вместе отправиться домой! Зима нынче мягкая, дорогу через Гем снегом не занесет. Если мы зазимуем здесь, Управда начнет собирать новое войско. Это нам не страшно, но у нас много добычи, она будет мешать, и мы потеряем все, что собрали.
Людей это удовлетворило. Пешие воины, простившись с конниками, разбрелись по лесам и ущельям. Исток отправился в Топер - ждать Ирину и Любиницу, оставив командовать анта Виленца и славина Ярожира и строго настрого приказав им не допускать, чтоб воины далеко расходились. Хотя никаких видов на то, что византийцам удастся собрать новую армию, не было, Исток потребовал, чтобы ему каждый день докладывали обо всех событиях. Он обещал вернуться через две недели.
Глубокая тревога охватила воеводу, когда после громких прощальных приветствий он поехал во главе своих всадников. Пустив галопом коня, он ускакал вперед. Даже Радо в эти минуты был лишним.
Когда далеко позади утих топот копыт, Исток бросил поводья, снял шлем и задумался.
"Слишком много радости вы мне послали, боги, слишком много. Смилуйтесь!"
Мысль о том, что сейчас он сможет приникнуть к сладостной чаше увидеть Ирину, испугала его.
"Смилуйтесь! Даруйте мне еще только это, отдайте только ее, и мера наполнится. И тогда я готов на все!"
Но страшная змея уже подняла голову в его сердце и зашипела:
"Чего теперь бояться? Разве боги победили? Что такое Перун? Святовит? Твоя собственная рука победила, твой собственный разум вел войско! Кто спас Ирину? Перун, Святовит, парки? Она смеется над ними, не приносит им даров! Кто ее спас? Христос? Бог, которому она молится? Спас для того, чтоб ты, варвар, обладал ею? О нет! И все-таки она верует во Христа и его Евангелие, молится ему за себя и за меня, поразившего стольких христиан! Неужто Христос разгневается на меня и отнимет Ирину в тот миг, когда я протяну руки, чтоб ее обнять?"
Ужас охватил героя; сердце, не ведавшее страха в самой лютой битве, затрепетало.
"О боги, о Христос, смилуйтесь, пощадите!"
Он закрыл глаза, чтоб не видеть грозных теней, плывших под облаками, будто вестники Перуна, вестники Христа. Потом среди теней возникла Ирина, в глазах ее светилась вера, на лице сверкала радостная надежда и блаженство любви, губы улыбались его сомнениям.
"Веруй, Исток, веруй в истину - и любовь Христова наполнит твое сердце", - властно зазвучал в груди знакомый голос.
Стук копыт привел его в себя. Всадники догнали задумавшегося командира.
- Не горюй, Исток! Через несколько дней мы будем гулять на свадьбе! А если они не приедут в Топер, пойдем на Фессалонику! Клянусь богами! Озаренное радостью лицо Радо было обращено к Истоку.
Твердой рукой Сварунич собрал поводья, надел шлем, словно это могло уберечь его голову от печальных раздумий, и заговорил с Радо о свадебном пиршестве.
Когда Исток со своим отрядом снова появился под Топером, из лесов и пещер сбежались девушки, пастухи и дети, сторожившие добычу и пленных. В первый день Сварунич никому не сказал худого слова, не упрекнул взглядом. Он дал народу полную свободу, позволил праздновать победу: пусть люди упьются и наиграются вволю, пусть наедятся до отвала, пусть поют до изнеможения. Но на другой день зазвучали его суровые речи. Он согнал отряд в тесный овраг и поставил всех на работу. Плотники валили лес и сколачивали громоздкие деревянные телеги для перевозки зерна. Одни готовили ярма для волов, другие резали прутья и плели корзины, чтоб навьючить их на спины волам и лошадям, нагрузив богатствами, которые принесет с собой войско, грабившее по Фракии. Пастухам он велел отправляться в луга, чтобы серпами нарезать увядшие травы и связать ее лозой в тугие тюки. Он предвидел, что на обратном пути в опустошенных и сожженных краях скотине придется не сладко.
Воинам велено было заняться снаряжением, почистить оружие, наточить мечи, заострить копья. В кузнице Рустика они обнаружили много подков, и кузнецы принялись подковывать лошадей, непривычных к каменистой дороге.
Девушкам он поручил раненых и подготовку провианта для воинов. Рабы мололи на жерновах ячмень и пшеницу, девушки пекли хлеба и укладывали их впрок в корзины. Работа закипела, словно они были не в походе, а у себя дома, в славинских ил антских поселениях.
Исток осмотрел преторий и подготовил покои для Ирины. Надо было также убрать с форума следы крови и грабежей, похоронить мертвых в глубокой могиле за городскими стенами.
Когда все было готово к приходу невесты, Исток стал частенько подниматься на башню на морском берегу. Глядя оттуда на людской муравейник, кишевший вокруг города, он удовлетворенно улыбался.
"Как настоящий деспот, - думал он про себя и испуганно оглядывался, ибо боялся самой этой мысли, боялся, как бы она не вылетела из его головы и таинственной искрой не вспыхнула среди людей. - Но я делаю это только ради нее, - оправдывался он. - Ради тебя, Ирина, чтобы твое сердце не дрогнуло при виде ужасов войны, чтобы не устыдилась твоя душа и чтобы ты, привыкшая к роскоши, не зарыдала, оказавшись среди варваров. Тебя будут приветствовать воины, каких нет в Византии, тебя будут приветствовать, как палатинцы приветствуют Феодору, когда она приезжает в их лагерь. А ты, мой Эпафродит!... "Мехеркле! [Клянусь Гераклом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146