Она сразу обмякла, опустила руки мне на плечи. Ее глаза
закрылись. Она стала шумно и порывисто дышать, едва двигая телом.
Постепенно она стала как бы оживать. Движения ее тела становились все
сильнее и размашистее. Она совала соски своих грудей мне в рот и, шепча
возможные слова любви, щекотала мне пальцем ложбинку между ягодицами.
Мы долго и осторожно наслаждались сладостью совокупления, часто
останавливаясь, чтобы отдохнуть и, наконец, когда уже не было сил
удержать, рвущееся наружу удовольствие, забились в объятиях друг друга
в экстазе плотского забвенья. Вдруг мои руки, крепко сжимавшие тело
партнерши, перекрестились в пустоте и я плюхнулся на диван, выливая на
шелковое полотно потоки спермы. Не глядя на часы, я понял, в чем дело.
Скрипя зубами от ярости и обиды я перелез на диван, где была моя
постель, и сразу уснул...
- Друзья, давайте выпьем, - предложил он после минутной паузы, -
выпьем за ее честь. Зверь - женщина. Хороша.
Он показал нам карту, где она была изображена. Дик с любопытством
взглянул в надменное лицо красавицы и задумчиво проговорил:
- Вот бы мне ее. Я бы знал, что с ней делать.
Мы с Рэмом засмеялись.
- Пока мы не окажемся лицом к лицу с понравившейся нам женщиной,
мы все так говорим. В жизни не бывает так, как мы намечаем. Ну что ж,
времени еще мало, продолжим дальше...
- Давай, - выпалили мы с Диком вместе одновременно. И Рэм
заговорил снова.

Г Л А В А V
Промчавшись с большой скоростью, почти полторы тысячи километров
на следующий день вечером поезд подошел к перрону городского вокзала в
Кельне. Хотя я весь день спал, все равно я чувствовал себя разбитым и
усталым. Едва поезд остановился, ко мне в купе влетел тесть.

- 24 -
- Рэм, оставь вещи здесь, их возьмет мой секретарь. Скорее идем со
мной.
Я побежал вслед за ним и, ошеломленный необычной встречей,
опомнился только в машине.
- Что случилось?
- Позавчера скоропостижно скончалась наша девочка.
Это известие поразило меня, как гром, но я, к своему стыду и
ужасу, не почувствовал горечи утраты. Больше того, у меня мелькнула
мысль, что она очень своевременно умерла. Через несколько минут мы
приехали домой. Все здание было увито цветами и траурными лентами,
большие зеркала в вестибюле покрыты черным крепом. Даже лестница была
устлана черным ковром. Эльза лежала в гостиной на столе.
Гроб стоял на покрытом черном бархатном ложе и был устлан так, что
я не сразу рассмотрел восковое лицо своей жены. Ко мне подошел наш
домашний врач Конрад Фог. Он осторожно поддел меня под руку и отвел в
сторону.
- Ничего нельзя было сделать. У нее паралич дыхательных мышц. Она
неловко вышла из машины, ударилась затылком об угол дверцы. Весь день у
нее болела голова. К вечеру, правда, ей стала лучше, ночь она спала
спокойно, а на следующий день сказала, что совершенно здорова... И вот
ночью умерла, в постели, очевидно, даже не проснувшись.
Я молчал.
- Рэм, сейчас едем в крематорий, больше нельзя тело держать дома.
Машина у подъезда. Ты садись в первую, Эльзу перенесут туда.
- Хорошо.
Пришли рабочие переносить гроб и тесть убежал к ним. В это время
из соседнего зала подошли все пришедшие проводить мою жену. Среди
скорбных фигур я сразу заметил молодую красивую Мэри со своим рыхлым
стариком-мужем. Она была на голову выше его, не видя мужа перед
глазами, частенько забывала его, переговариваясь со своими ухажерами
через его голову. Совсем недавно она была предметом моих мечтаний. Я
несколько раз пытался подружиться с ней, но безуспешно - она была
занята тяжелым флиртом с американским полковником из штаба
оккупационных войск. Теперь она слегка улыбалась, искала мои глаза
пристальным взглядом. Но для меня она уже была не интересна.
Я осматривал гостей сквозь маску сделанной скорби, то там, то
здесь замечая явные признаки скуки. Кто-то шепотом рассказывал новый
анекдот, но на него зашикали. Только старики, чувствующие своим дряхлым
телом дыхание смерти, неотрывно следили за гробом с явным удивлением,
что в нем еще не они. Но вот гроб освободили от цветов и шесть молодцов
понесли его на плечах к выходу. Все двинулись за ним. Я вышел
последним. У дверей меня ждала Мэри, предусмотрительно отправив вперед
своего мужа.
- Рэм, здравствуй. Сочувствую твоему горю.
- Спасибо, - холодно ответил я, пытаясь отвязаться от нее. Мы уже
были у выхода и она, чувствуя, что дальше идти неудобно, скороговоркой
шепнула:
- Завтра вечером у меня будет банкет, будут все свои. Приходите.
Я ничего не ответил. Из крематория вернулся поздно. Тесть, убитый
горем, не хотел в эту ночь оставаться один и попросил меня побыть с
ним. Время подходило к двенадцати, я скрепя сердцем согласился. Мы
сидели в кабинете у камина и он все время говорил о дочери, расхваливая
ее многочисленные добродетели, а я, не слыша его голоса, с ужасом
следил за стрелками своих часов. В кабинете старика своих часов не
было: они своим стуком напоминали ему об уходящей жизни. Без трех

- 25 -
минут двенадцать я вышел из кабинета, предупредив тестя, что сейчас
вернусь. Войдя в свою комнату, я заперся на ключ и, не зажигая света,
я увидел в полумраке женскую фигуру. Она потопталась на месте и тихо
спросила:
- Здесь есть кто-нибудь?
Я ничего не ответил. Я, хотя и хотел, чтобы она пришла, но был на
нее зол за ее несвоевременное появление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38