Их вчерашняя настороженность
и враждебность сменилась восхищением; видно, хирши ценили
мужскую силу и, после ночных подвигов гостя, были готовы
доставить его к хану на уках. Но Конан отказался. Хоть
колени у него подрагивали, в пояснице ломило, а перед газами
расплывались радужные круги, он проследовал в черный шатер
своим ходом, опустился на мягкую подушку и даже нашел в себе
силы остаться в сидячем положении. Смуглые коринфянки и
стигийки, белокурые немедийки и гандерландки, темноглазые
туранки и офирки все еще окружали его незримым кольцом; ему
казалось, что в ближайшие полгода он не сможет приблизиться
ни к одной женщине на сотню шагов.
- Ну, Санриз? - спросил Бро Иутин, обратив взгляд на
стража в расшитом бурнусе.
- Двадцать три, отец мой и повелитель, - оскалился тот.
- Клянусь серебряными грудями Иштар! Никогда бы не поверил,
если б не считал сам!
Хан возвел руки к восходящему солнцу.
- Хо! Хвала Митре! Воистину, дети мои, он прислал нам
доблестного мужа! Он направил сюда его шаги! Он, а не этот
паршивец Сибарра Клам, полный хитрости и вероломства! -
Затем Бро Иутин обернулся к Конану и сказал: - Доволен,
северянин? Насытилось ли сердце твое? Ублажилась ли душа? Не
хочешь ли чего-нибудь еще?
- Вина, - прохрипел Конан, - вина!
Хан щелкнул пальцами, и вино тут же появилось в
преизрядном количестве. А с ним лепешки и мед, острый козий
сыр и жаркое с приправой из дикого чеснока.
Пил Конан долго, а ел еще дольше. Солнце, светлый глаз
Митры, успело уже на добрый локоть подняться над восточными
холмами, когда он отодвинул опустевшие подносы и опрокинул
чашу донышком вверх. Голова у него перестала кружиться, руки
и ноги обрели былую мощь, и теперь он, пожалуй, вынес бы
присутствие двух-трех женщин в том случае, если каждой из
них стукнуло по семьдесят или не исполнилось пятнадцати.
Киммериец потянулся, вытер жирные пальцы о штаны и перевел
взор на хана хиршей. Тот глядел на него будто отец на
любимого сына.
- Кром! Нелегкая выдалась ночка!
- Нелегкая, сын мой, - согласился Бро Иутин. - Зато
рассвет ты встретил за чашей вина, а не в ослиных шкурах. И
ночью вкусил столько радостей, сколько не снилось самому
владыке Турана, не говоря уж о жалких ублюдках и скопцах,
что правят Заморой, Коринфией и Офиром.
- Щедрость твоя велика, - ответствовал Конан, - но до
сих пор я не ведаю ее причины. Сибарра, приятель мой,
говорил, что женин твоих охраняют пятьсот воинов. И я вижу,
он махнул рукой в сторону шумного стана, гудевшего, как
пчелиный улей, - что их в самом деле пятьсот, никак не
меньше. И все шустрые пани!
- Хо! Потому и шустрые, что треть либо четверть - мои
сыновья да внуки, и в каждом намешано много всяких кровей.
Теперь добавится и твоя... Я же сказал, что приплод от
этакого жеребца будет добрым! стоит ли жалеть для него
десяток-другой кобылок?
- Но Сибарра толковал...
Прервав Конана, хан хиршей язвительно ухмыльнулся.
- И о Сибарре было мной сказано, что он безухий осел,
глупец, что меряет всех по себе да ищет выгоду там, где
можно найти лишь засохший навоз! Думал он посмеяться надо
мной, но я посмеюсь над ним! - Тут Бро Иутин хитро
прищурился и сказал: - От шакалов, что воют на холмах,
прослышал я о каком-то споре? И о закладах? Один заклад
серый туранский жеребец, обгоняющий стрелу, а другой - осел
превосходной породы, с темным ремнем вдоль хребта?
- Тут твои шакалы не ошиблись, - сказал Конан,
размышляя, к чему клонит повелитель хиршей. - Осла я теперь
могу выбрать любого, самого длинноухого и зубастого.
Сибарра говорил, чем больше зубы, тем выше цена.
- Хо! Велик Митра и видит все хитрости людские! Не
слушай Сибарру, сын мой, слушай меня! Дам тебе один совет,
как родич родичу... ибо в ту ночь мы породнились с тобой
целых двадцать три раза. Станешь выбирать, не гляди на
ослов гладких и зубастых, а ищи хромоногого, не из самых
молодых, а с потертым крупом и белой отметиной на лбу.
Приведешь его ко мне, получишь столько серебра, сколько
весит этот хромоногий. Клянусь Митрой! И взвешивать будешь
сам, а я за спиной торчать на стану!
Конан навострил уши, прикидывая, что тут наберется
побольше, чем на двести туранских золотых, про которые
толковал Сибарра. Получалось, осел ослу рознь, и есть
такие, что идут на вес серебра! Он хмыкнул, протер кулаками
слипавшиеся после бессонной ночи глаза и спросил:
- Не дорого встанет тебе хромоногий? Он все ж таки
осел, а не кхитайский дракон с золотыми чешуями и клыками з
рубинов!
- Какой мне прок от дракона? - поморщился Бро Иутин. - Он
моих ослиц не покроет! Хо! А если покроет, так принесут они
ушастых ящериц, коих продашь в базарный день за медяк, и тем
будешь доволен. А потомству хромоногого цены нет! Он меж
ослов как ты меж людей... Лучший! И неистов, словно сам
Нергал!
Последний довод убедил Конана. Вероятно, хан хиршей, с
присущей зрелому возрасту мудростью, заботился и о людях
своих, и об ослах, не упуская случая подбавить тем и другим
свежей крови. И, как рачительный хозяин, Бро Иутин, залучив
к себе одного жеребца, хотел приобрести и другого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12