Прокрутив в голове все эти соображения, он положил руку
на свой меч и сказал:
- Принято! Клянусь, что ты получишь Змея, коль наложница
Бро, хиршского козла, мне не уступит. Но если я с ней слажу,
то выберу лучшего из твоих ослов, с самым широким ремнем
вдоль хребта и с самыми здоровенными зубами. И сделаю с ним
все, что захочу: продам, сдеру шкуру на барабан или засуну
Нергалу в задницу.
- Принято! - подтвердил Сибарра Клам и торжественным
жестом коснулся стопки ветхих ослиных кож. - Я тоже клянусь
духами предков, что так и будет. Сладишь дело с этой
стигийкой или шемиткой - и лучший осел твой! И пусть
поразит меня Сет и Митра, все черные и светлые боги, если я
отступлю от сказанного!
- Смотри, приятель! - пообещал Конан, оглаживая рукоять
меча. - Обманешь - усы под коленями завяжу!
Хан ничего не ответил, лишь сверкнул глазами, то ли
насмешкой, то ли с возмущением.
Где-то неподалеку от шатра заржал Змей, и по губам
Сибарры скользнула улыбка собственника. Затем он кивнул
прекрасной Сиявуш, и та поспешила наполнить опустевшие чаши.

* * *

Следующим утром, едва над степью занялась заря, Конан
выехал на восток. Там, среди холмов, у самой туранской
границы, кочевал старый Бро Иутин с детьми своими, черными
хиршами. Земли его и пастбища считались из лучших; трава
там была сочнее, у подножий курганов часто попадались ручьи
и небольшие озерца, кое-где кустарник годившийся для
костров, и повсюду в изобилии паслись дикие козы. Ни один из
кочевых кланов не мог отнять эти угодья у хана Бро, так как
владел он ими по праву сильного, что в любой момент
подтвердили бы пятьсот всадников на вороных конях, с тугими
луками и колчанами, полными стрел.
Но Конан подбираясь к землям хиршей, думал не столько об
этих воителях и предстоящем деле, сколько о стенах Шадизара
и башнях Аренджуна. Уже целую луну он провел в дикой степи,
прибившись к людям Сибарры Клама, и начинал тосковать по
шуму и блеску больших городов. Он очутился здесь не по
своей воле, но, скорее, по необходимости и принуждению. За
пару лет, проведенных в заморанских пределах, слава его
выросла многократно; не было разбойника, грабителя и вора,
который мог бы соперничать с молодым киммерийцем в открытом
ли бою, в тайном ли хищении, в налетах на караваны, на дома
и усадьбы богатых купцов и знатных нобилей. Числились за
Конаном и другие дела, куда опасней грабежа или разбоя:
доводилось ему меряться силой с темными магами и
могущественными жрецами, способными взглядом обратить
человека в прах. Но меч киммерийца был быстрее колдовских
взглядов и заклятий так что прахом он не стал к великому
сожалению заморанского властелина, пытавшегося навести
порядок в своих владениях.
Впрочем, сей владыка делал, что мог, и в последние
месяцы, после нескольких дерзких налетов, Конана
выслеживали по всей Заморе, от Карпашских гор до границ с
Тураном. Поразмыслив, киммериец счел за благо удалиться,
по крайней мере, на время, пока не утихнут страсти и ока
пыл ищеек, стражей и солдат не подернется пеплом привычной
лени. Ему, однако, не хотелось перебираться в Коринфию,
Офир или Коф, а потому он решил поискать убежища в тех
местах, где люди не подчинялись никому, кроме своих ханов и
зову собственной выгоды. Так он и очутился на засушливой
равнине к югу от Аренджуна, среди разбойных степных племен
и ослиных стад. И то, и другое, и третье ему уже порядком
надоело.
Он подумывал о том, чтобы отправиться в Туран. Там, у
реки Ильбарс, и на побережье моря Вилайет, стояли великие
города Акит, Самарра, Аграпур, Шангара, Хоарезм; там, по
слухам, правил щедрый король, нуждавшийся в мечах и воинском
искусстве наемников; там рекой лилось вино, звенело золото,
плясали на площадях полунагие танцовщицы, караваны верблюдов,
раскачивая драгоценный груз, входили в городские ворота,
тянулись к огромным шумным базарам; там, в морских
просторах, плыли пузатые торговые барки, пиратские галеры
под черными парусами и юркие суденышки контрабандистов. Все
это и многое другое соблазняло Конана; вдобавок он
чувствовал, что взрослеет, вырастая из прежней шкуры
грабителя и вора подобно дитю, которому сделались тесны
прежние одежды. В Туране он мог бы заняться воинским
ремеслом и - то знает! - стать гвардейцем туранского владыки
или даже капитаном наемников. Великий Митра и грозный Кром!
Война могла принести не меньше денег, чем грабеж торговых
караванов; война могла осчастливить удачей и почестями,
настоящими почестями, а не сомнительной славой лучшего из
шадизарских воров.
Единственным, что удерживало Конана кочевых шатрах
Сибарры, была темноокая Сиявуш. Пожалуй, он не стал бы
утверждать, что пленился ею с первой встречи раз и
навсегда, до самых Серых Равнин; дело скорей заключалось в
принципе, в упрямом желании добиться своего. Но, быть может,
размышлял Конан, наложница старого Бро, эта шемитка или
зингарка, окажется еще лучше Сиявуш? И, овладев ею, он
забудет о гибком стане и полных грудях шангарки? А, забыв,
уедет все-таки в Туран? В конце концов, велика ли разница,
переспать ли с женщиной хана гизов или хана хиршей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12