Правда, она живет в Сан-Паулу, и мы видимся редко. Я тоже устроила свою жизнь. Теперь у меня Дайлан.
Проведя Пейтон через картинную галерею, увешанную полотнами бразильских художников, и показав огромную кухню, Сюзанна остановилась около одной из многочисленных комнат и постучала. Дверь отворилась, и на пороге появилась женщина в форменном одеянии, около ног которой толпились маленькие собачки.
– Это – Консуэла, моя экономка. – Сюзанна приветливо улыбнулась. – Я зову ее «мамой». Не знаю, что бы я делала без нее. – Почему женщина, которую она зовет «мамой», носит форменную одежду, хозяйка дома не пояснила.
– Впрочем, у меня большой штат прислуги, – проговорила она, позволив Консуэле уйти к себе. – А что делать? Стоит нанять служанку, как она слезно просит пристроить и ее мужа, а через неделю-другую заговаривает о своих братьях и сестрах. Потом доходит очередь до кузин и кузенов. Всем надо на что-то жить. Правда, я и плачу им немного.
Пока Сюзанна водила Пейтон по дому, на террасе накрыли стол к ужину, открыв над ним зонт, а на другом столе, чуть поменьше, появились блюда с закусками. Однако гости Сюзанны, не обращая внимания на еду, нюхали кокаин.
– Пейтон, вам кокаин или сигарету с марихуаной? – спросила хозяйка дома, а затем во всеуслышанье заявила: – Ей двадцать шесть лет, а тебе, Джермано, на ее взгляд, шестьдесят.
Пейтон съежилась, покраснела, не зная, куда глаза девать.
– Как же ты, Джермано, еще ловишь мышей? – не унималась Сюзанна. – Пейтон, ему едва перевалило за пятьдесят. Просто вы еще сами достаточно молоды, и людям намного вас старше непроизвольно накидываете лишний десяток. А по мне, Джермано и пятидесяти не дашь. Пять лет назад я заставила его сделать подтяжку. Морщины у глаз ему еще шли, но шея была ужасна. А теперь посмотрите: упругая, эластичная, прямо на загляденье. И ни одного шрама. – Сюзанна подошла к своему бывшему мужу и задрала ему голову, демонстрируя чудеса косметического искусства.
Тем временем Феликс подмигнул Пейтон и сделал жест в сторону ящичка с кокаином. Пейтон решилась – была не была, пожалуй, можно попробовать, и лучше сделать это сейчас, когда на нее не обращают внимания: на террасе завязался разговор о пластических операциях.
– А мне всего тридцать два, – раздался голос остроносой брюнетки. – Подтяжку лица я пока делать не собираюсь, но мне часто советуют выправить форму носа.
– Ни в коем случае! – запротестовал грузный мужчина, похожий на римского императора. Его тонкий писклявый голос никак не сообразовывался с его внешними данными. – Ваше лицо напоминает лики мадонн с полотен Фра Анжелико, а ваша линия носа – та же, что и у Борджиа.
Белый порошок опаски не вызвал – не яд же, на самом деле. Однако Барри ей неоднократно рассказывал о вреде наркотиков и даже ссылался на какую-то несчастную женщину, у которой то ли от ЛСД, то ли от кокаина стали крошиться зубы. Ладно, решила Пейтон, можно рискнуть.
Риск обернулся кашлем и навернувшимися слезами. Пейтон едва не бросилась в ванную, но сумела сдержаться: проявить на людях слабость показалось неподобающим. Однако спустя короткое время она, к своему немалому удивлению, ощутила неожиданный прилив сил и даже беспечность, ей вовсе несвойственную. К тому же у нее развязался язык, и она стала без умолку тарахтеть, хотя разговорчивостью сроду не отличалась – вряд ли она говорила о чем-то умном, как она потом рассудила.
Пейтон вернулась в гостиницу в три часа ночи. Она не могла сомкнуть глаз и, лежа в постели, апатично смотрела на щербатую восковую луну, перемещавшуюся над сумеречной Корковадо, пока вершину горы не окрасили первые солнечные лучи.
Апатия сменилась смятением. До чего она докатилась? Правда, измена мужу не в счет – с кем не бывает. Тем более что она влюбилась в Джермано и связывала с ним свои надежды на будущее. Но теперь эти ожидания рухнули. Джермано никогда не предложит ей переехать к нему. Теперь она и уважения не заслуживает, не то что любви.
Сама во всем виновата. Как ей могло взбрести в голову предложить Джермано и Феликсу улечься в одну постель вместе с ней? В голове остались лишь обрывки воспоминаний: они пили водку, затем снова нюхали кокаин, потом она сидела у Феликса на коленях, сдуру решив, что Джермано приревнует ее, а приревновав, воспылает к ней страстью.
Сон не шел – в желудке начались рези. Мешанина из водки, шампанского и острых бразильских блюд дала о себе знать. Пейтон стало тошнить. Она встала с постели и побрела в ванную комнату. Склонившись над раковиной, засунула в рот два пальца. Из горла хлынула мерзкая полужидкая масса. Почувствовав облегчение, Пейтон помыла руки, лицо, почистила зубы; затем подошла к ванной, открыла кран.
Оставив ванну наполняться водой, Пейтон прошла в гостиную. В комнате было полутемно, свет пробивался лишь через щель между оконными занавесками. Джермано спал на диване под простыней, его толстый живот ритмично вздымался и опускался. Пейтон вздохнула – ее надежды не оправдались.
Когда ванна наполнилась, Пейтон бросила в воду желтые кристаллики соли. Запахло лимоном. Приняв ванну, Пейтон почувствовала, как по телу разливается умиротворяющее тепло, и ей показалось, что она заново родилась. Она залезла в постель и заснула сном праведницы.
Когда она открыла глаза, было совсем светло. Джермано в номере не было. На столике у кровати стоял небольшой поднос, а на нем кофейник и чашка. Пейтон наполнила чашку и подошла с ней к окну. Небо было безоблачным, и на вершине Корковадо ясно была видна фигура Христа Спасителя с воздетыми и расставленными руками. Но только фигура эта была видна со спины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97