Он даже планировал обед в узком кругу в клубе «Колет», чтобы отпраздновать этот день. Во всяком случае, он это предложил. Конечно, она и сама говорила об этом с Дэном Пентоном. Эштон и Дэн часто шутили, что они являются завсегдатаями клуба «Колет» во втором поколении, поскольку он принял клуб от его первого владельца, Элдо Гуччи, а за полтора года до своей смерти мать Эштон приобщилась к клубу и завтракала в нем почти ежедневно.
– Он не сказал, куда?
– Возможно, он что-нибудь передал Джорджу, – ответила Грета, и Эштон уловила нотку жалости в ее голосе. – Вы хотите, чтобы я спросила у него?
Кажется, она докатилась до того, что готова выпытывать у горничной и дворецкого подробности о похождениях мужа.
Эштон велела Грете не беспокоиться и сказала, что позовет ее, когда соберется принять ванну, однако ей не стало легче, когда горничная ушла.
Рука Эштон инстинктивно потянулась к телефону, но она отдернула ее. Сейчас некому звонить. Эштон была знакома с десятками женщин. С ними она завтракала, заседала в комитетах» сплетничала, но никогда им не доверяла. Половина из них в то или иное время спали с ее мужем. Она спала с мужьями некоторых из них. Словом, шло соревнование.
Друзей-мужчин у нее не было. Много любовников, но ни единого друга. Если не считать Спенсера, чего он сам не понимал. Спенсер был мужчиной, а мужчины не стареют, они мужают. И Спенсеру никогда не причинила обиды ни одна женщина. Он никого не подпускал к себе слишком близко.
Нет, ей придется выбираться из ситуации самостоятельно. Как всегда в ее жизни.
Эштон встала с кровати, набросила халат и открыла дверь в гардеробную. Грета прохаживалась возле стеллажей с туфлями, проверяя, нет ли стоптанных каблуков, пятен или царапин.
– Отмени мои встречи, – сказала Эштон. Она собиралась было привести в порядок прическу, лицо и руки к домашнему вечеру, но внезапно поняла, что ей надо непременно из дома выбраться. – Позвони Клингеру и скажи, что я приду сделать косметическую маску и массаж. А также маникюр и педикюр. И еще позвони Марте. – Эштон посмотрела на висящие вечерние платья. – Я хотела бы сегодня вечером быть в чем-то новом Пусть подберут для меня вещи, чтобы я могла взглянуть на них. Я хочу что-нибудь короткое. – Эштон направилась в ванную, затем передумала, повернулась и подошла к двери гардеробной. – И еще позвони миссис Боснук, в магазин Картье. Скажи ей, я буду у нее после полудня. – Остановившись и подумав несколько минут, добавила: – Пожалуй, я сначала пойду к Картье. Скажи ей, что я буду через полчаса. – И Эштон направилась в ванную.
– Должна ли я сказать ей, что вас интересует?
– Изумруды, – бросила через плечо Эштон. – Граф сказал, что хотел купить мне на день рождения изумруды.
У витрин ювелирного магазина Картье, по обыкновению, толпились и обменивались громкими репликами туристы. Внутри салона стояла благоговейная, словно в церкви, тишина. Японская парочка рассматривала золотые изделия. Лысый жирный коротышка в мешковатом костюме расхваливал ожерелье из рубинов и бриллиантов и такие же серьги. Две молодые блондинки в невероятно коротких юбках, которые должны были подчеркнуть длину их ног, решительным тоном с типичным среднеамериканским акцентом заявили, что они пришли сюда для того, чтобы выбрать кольцо с бриллиантом меньшего размера. Флоренс Боснук, управляющая, вышла к Эштон и провела ее в кабинет.
– Я весьма сожалею, – сказала Флоренс, пододвигая Эштон стул и раскладывая обитые бархатом лотки на столе, – но я как-то запамятовала о звонке графа, о том, что он хочет для вас приобрести. – Голос ее был воплощением искренности, лицо излучало простодушие. Они обе намерены были разыграть этот маленький фарс. – Поэтому я позволила себе выбрать наиболее привлекательные изумруды. Я обращала внимание в первую очередь на совершенство их отделки, а не на размер.
Эштон сразу же увидела то, что хотела. Флоренс была права. Специальной отделки камни не были большими, но смотрелись великолепно и вместе образовывали изумительной красоты цепь. Эштон взяла ожерелье, застегнула его на шее и посмотрелась в зеркало.
В ее карих мышиных глазах заиграли зеленые блики.
– Это, – решительно сказала Эштон.
Флоренс просияла:
– Я тоже о нем думала.
Эштон не справилась о цене, Флоренс не назвала ее, и лишь когда графиня набрала телефонный номер, тихонько пододвинула ей листок с указанием стоимости.
Шестьдесят пять тысяч долларов. Слова были написаны черными чернилами мелким аккуратным почерком.
Ей придется просить Меррита взять какую-то сумму из доверительной собственности. Ему это не понравится. Ну и пусть, плевать на то, понравится Мерриту или нет. Не ему исполнилось тридцать семь. Не у него вот-вот остановят ход биологические часы. И ему не приходится покупать себе подарки в свой же день рождения.
Флоренс спросила, желает ли Эштон, чтобы ожерелье принес ей домой специальный посыльный, и Эштон ответила, что желает. Флоренс сказала, что позаботится, чтобы это было сделано немедленно, и услужливо открыла перед графиней дверь.
Эштон шла по салону вслед за двумя блондинками с длинными волосами и еще более длинными ногами.
– Говоришь, слишком роскошно! – сказала одна из них, когда они вышли на Уорт-авеню. – Должно быть, ты шутишь! Мне пришлось здорово повкалывать. Прикидывала и подсчитывала ночами. – Она вытянула перед собой руку, чтобы полюбоваться кольцом.
Эштон прошла мимо двух женщин, не бросив на них и взгляда, однако на протяжении всего пути в магазин модного платья слова одной из них не выходили у нее из головы. Она не могла решить, что же хуже – зарабатывать на драгоценности тяжелым трудом или покупать их себе самой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89