Он должен выбраться отсюда. Нет, не в постель к другой женщине, а уехать из Палм-Бич, уехать как можно дальше. От Мег, которая третирует его, от Эштон, которая его дурачит, от Тиффани, у которой есть возможность его унизить. Идея осенила Алессандро внезапно. Он удивился, что эта мысль не приходила ему в голову раньше. Тиффани наверняка разболтает о том, что с ним случилось. Алессандро даже представил, как она нашептывает что-то другим женщинам. Он представил, как слух будет распространяться по клубам, ресторанам, гостиным и спальням Палм-Бич. Женщины станут фыркать и хихикать, мужчины хмыкать и похохатывать, и он превратится во всеобщее посмешище. Он, Алессандро, граф Монтеверди!
– Начинай паковать вещи, Джордж. Немедленно. Я отправлюсь в Монако.
– Хорошо, сэр, – ответил Джордж и пошел паковать вещи.
Алессандро допил бренди и вышел на лоджию. Он все еще сидел здесь, наблюдая за бледной полоской зари, когда увидел Эштон, идущую по газону. Его первой мыслью было: он не желает ее видеть. Он не желает видеть ни одну из них. Но затем у него родилась другая мысль: он не только увидит ее, но и заставит отправиться с ним. Он увезет ее от любовника, невзирая на то, кто ее любовник, и тем самым продемонстрирует, кто контролирует ситуацию. Алессандро неожиданно почувствовал себя сильным. Он ей покажет! Он им всем покажет! Суки…
Утро было прохладным, Эштон шла, обхватив себя руками, однако дрожи унять не могла, Хэнк был прав. Она не решалась признаться ему в этом. Она не хотела признаться в этом самой себе. Однако она понимала, что сказанное Хэнком – правда.
Эштон думала о прошедших двенадцати часах. Все было чудесно, когда они были наедине, но они не могли всю жизнь проводить лишь вдвоем. Не могли провести всю оставшуюся жизнь в постели. А когда они встанут с постели, выйдут в свет, она больше не будет графиней Монтеверди. Она будет миссис Хэнк Шоу. Он даже не называл себя Хенри, хотя это мало меняет дело. Эштон вспомнила президентов-демократов – Джимми Картера и Билла Клинтона.
Идя по зеленому газону к дому, она попыталась представить свою жизнь в качестве миссис Хэнк Шоу. Не здесь, а где-нибудь в Ньюпорте, Нью-Йорке или в Европе. О Господи, в Европе будет в десять раз хуже! Эштон знала, как европейцы относятся к американцам, даже если у тех имеются деньги, а точнее – особенно если деньги имеются у американцев. Она больше не будет аристократкой, занесенной в книгу пэров. Она будет относиться к категории тривиальных американских нуворишей. Когда она будет заходить в отель, ресторан или магазин, перед ней больше не будут расшаркиваться – будут лишь заламывать цены. А что касается посещения некоторых мест… Тошно подумать о том, что ей будет закрыт доступ в какие-то престижные клубы и заведения. Хэнку удалось стать членом «Морского клуба» и клуба «Эверглейдс» благодаря бывшему тестю, однако существуют такие (один-два здесь, несколько за границей), куда вход им будет закрыт.
– Доброе утро, tesoro. – Эштон была настолько погружена в свои мысли, что не заметила Алессандро, сидевшего на террасе.
– Ты рано поднялась, – сказал он любезным тоном, гораздо более любезным, чем всю последнюю неделю. – Или ты еще не ложилась в постель? Я хотел сказать – не ложилась спать?
Эштон подумала было рассказать ему кое о чем, но не в это утро. Сейчас ей совсем не хотелось реагировать на его выпады и колкости, однако она понимала, что это разозлит его еще больше.
Эштон поднялась на террасу и внимательно посмотрела на мужа. При сером свете утра на лице Алессандро можно было разглядеть следы его многолетней далеко не праведной жизни. Хотя он по-прежнему оставался красивым, наметились признаки увядания. Ей вспомнилась картина одного старого мастера, принадлежащая семейству Монтеверди. При свете дня видно было разрушительное воздействие времени на этот шедевр.
– Я могу задать тебе тот же вопрос, – сказала Эштон.
– Мне? – изобразил удивление Алессандро. – Я сижу здесь и ожидаю тебя. Ожидаю свою жену. Чертовски беспокоюсь о ней.
Эштон захотелось стукнуть Алессандро за этот насмешливый тон. Однако вместо этого она явно в тон ему ответила:
– Как видишь, нет причин для беспокойства. Я жива и здорова.
– Странно, что я не слышал машины. На чем бы он ни ездил, мотор у него работает прямо-таки без – звучно. Или он доставил тебя на велосипеде? – Алессандро улыбнулся недоброй улыбкой. – Я знаю, что ты питаешь слабость к молодым мужчинам, но тебе не кажется, что это зашло слишком далеко?
Внезапно Эштон почувствовала, что у нее больше нет сил выносить его болтовню.
– Знаешь, Алессандро, я устала. Ты можешь оставаться здесь и делать, что тебе угодно, а я пойду спать.
Эштон ожидала, что он уцепится за ее слова, начнет допытываться, почему она устала, где была, что и с кем делала, однако жесткая улыбка сбежала с его лица, и, когда он заговорил, голос его звучал если не по-доброму, то, во всяком случае, гораздо теплее, чем раньше.
– Совершенно правильно, Эштон. Я прождал здесь тебя полночи вовсе не для того, чтобы спорить с то6oй. Я ждал тебя, потому что у меня появилась идея. Я уезжаю в Монако, Сегодня же. И хочу, чтобы ты поехала со мной.
Предложение вызвало у Эштон не только удивление, но и подозрение.
– Но я никогда не езжу с тобой на гонки. По крайней мере последние несколько лет. Ты сам не хотел этого.
– Только потому, что боялся, что тебе будет скучно и утомительно, tesoro. Но именно по этой причине я как раз и хочу поехать туда сейчас. До гонок больше недели. У нас достаточно времени, и мы сможем провести его вместе. Мы можем остановиться в Париже, сделать там покупки, затем полететь в Монако.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89