Когда погасло табло "Не курить", он тяжело наклонился на один бок, достал из кармана сигареты и закурил, с таким же удовольствием втянув в себя первую порцию дыма, как вдыхает свежий воздух человек, только что снявший противогаз.
Появление Кроля в самолете было полной неожиданностью для Реброва. В нем занозой засела тревога. Виктор подумал, что профессионал такого класса, как Кроль, вполне мог задаться вопросом хотя бы для тренировки ума: почему этот журналист все время крутится вокруг банка? И если два месяца назад, напросившись на интервью к начальнику службы безопасности "Московского кредита", Ребров даже пытался немного завести собеседника вопросами, то после поездки на Северный Кавказ и встречи с Дзгоевым, ему очень не хотелось дразнить Кроля без особой на то необходимости.
"Хорошо еще, - мелькнуло у него в голове, - что Игнатьева не открыла этому упырю мое отягощенное различными газетными статьями прошлое. Тогда уж точно я не избежал бы его пристального внимания. И кто знает, чем бы это закончилось. В любом случае, сейчас меня в этом самолете не было бы". Он ощутил что-то вроде чувства благодарности к Анне и невольно отыскал взглядом, тремя рядами впереди, ее отсвечивавшую медью шевелюру.
И тут же накатилась тревога за нее. Игнатьева могла иметь серьезные неприятности, если бы обнаружилась ее "неверность" банку, тогда как для самого Реброва существовала возможность немедленно бросить все и даже эффектно хлопнуть при этом дверью.
Однако Виктор не хотел выходить из игры немедленно, а тем более хлопать дверью здесь, на высоте в десять тысяч метров. Да и вообще казалось обидным бросать все после того, как он приложил колоссальные усилия, чтобы Большаков пересекся с Шелестом, и ему самому удалось так близко подобраться к "Московскому кредиту".
Пока Ребров обдумывал возможные последствия неожиданной встречи, Кроль докурил сигарету, загасил ее в спрятанной в подлокотнике кресла пепельнице и повел по салону взглядом. Его глаза остановились на Викторе. Причем начальник службы безопасности повернул только голову, а его внушительное туловище осталось совершенно неподвижным. Казалось, оно уже успело срастись с креслом и из самолета их придется выносить вместе.
Виктор кивнул, все еще надеясь отделаться этим приветствием, но затем, повинуясь чему-то гипнотическому во взгляде Рудольфа Кроля, пересел к проходу.
- Летите с нами? - спросил Кроль, хотя было такое впечатление, что для него это не новость.
- Как видите, - сказал Ребров, - только я работаю уже в другой конторе - в Союзе молодых российских предпринимателей.
- И чем занимается ваша организация?
- Отстаивает интересы всех обездоленных и сирых толстосумов.
- Благородное, очень благородное дело, - одобрительно покивал головой Кроль. - Собираетесь защищать и нас?
- Будем стараться. Это - наш долг! - заверил его Виктор.
- Прекрасно, прекрасно.... Ну а как статья, ради которой вы приходили? Что-то я ее не встречал.
- Да, знаете, хотелось написать что-то серьезное об охранных службах банков, но не успел собрать необходимый материал - ушел из газеты в союз.
- Что так? - без особого любопытства поинтересовался Кроль.
- Да все, как обычно в таких случаях: маленькая зарплата, плохое начальство...
- Простите, а в каком издании вы работали? Что-то я забыл...
- Э-э-э... - стал вспоминать Виктор название детища Маши Момот. "День столицы".
- Да-да, припоминаю...
От продолжения этого щекотливого разговора Реброва спасло то, что стюардессы начали разносить обед, и он, пробормотав что-то невнятное, перебрался на свое место, словно в другом кресле его бы не покормили.
Поглощая кусок курицы с золотистым рисом, Виктор посматривал в иллюминатор. Сверху земля оказалась похожа на шкуру далматина - огромные заснеженные пространства были усыпаны темными островками леса, и чем дальше они улетали на восток, в Сибирь, тем все чаще эти темные пятна сливались в сплошные, мрачные массивы тайги.
4
После обеда Рудольф Кроль задремал, по-детски открыв рот. Если не встречаться с его пронизывающим, умным взглядом, то как-то даже трудно поверить, что из-за этой груды мяса Георгий Дзгоев уже несколько месяцев прятался на Северном Кавказе. Ситичкин продолжал разговаривать с Сизовым, только теперь он уже не стоял, а сидел рядом с первым вице-президентом банка. А Игнатьева по-прежнему в одиночестве читала книгу.
- Я могу к вам подсесть? - подошел к ней Ребров.
- Очередной допрос или хотите устроить мне очную ставку? - спросила она.
Это прозвучало довольно враждебно, но в то же время не содержало прямого запрета сесть рядом.
- Мне кажется, - сказал он, опускаясь в кресло, - что, оказавшись на такой высоте, в замкнутом пространстве, где нельзя плеснуть чаем в лицо собеседнику и уйти, мы могли бы попытаться понять друг друга или просто поговорить на какие-нибудь отвлеченные темы.
- Например?
- Да о чем угодно. Например, как каждый из нас готовит по утрам яичницу. У меня есть превосходный рецепт: берете два яйца...
- По утрам я пью только чай, - перебила она его.
- Если говорить серьезно, - заметил Ребров, - то в нынешней поездке нам довольно много времени придется находиться вместе или, точнее, где-то рядом. И глупо делать при этом вид, что мы не замечаем друг друга, словно повздорившие влюбленные старшеклассники.
Игнатьева промолчала.
- Может быть, нам стоит познакомиться поближе? Хотите, я расскажу о себе? - предложил Виктор.
- Пощадите...
- Тогда давайте я расскажу вам о вас.
- О том, что я член мафии?
- Нет! - решительно замотал он головой. - Например, что у вас в роду какие-то арабские корни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139