"Врагу не сдается наш гордый "Варяг", пощады никто-о не жела-ет!"
Дома он постоял под холодным душем, а потом сел за рабочий стол, включил настольную лампу и долго рассматривал выдранную им из старой подшивки газетную страницу с фотографией, на которой были запечатлены Шелест и Игнатьева.
Фотограф поймал момент, когда Владимир Шелест, очевидно, сказал что-то смешное. На его губах застыла скептическая, но сдержанная ухмылка - он не был простофилей, чтобы смеяться во весь рот, да еще своим же шуткам. Зато Анна Игнатьева улыбалась широко и открыто. Она была явно горда за своего шефа. Ей, без сомнения, нравилось быть рядом с ним, в его команде.
И это состояние счастья на лице молодой женщины просто бесило Реброва. Бесило, во-первых, потому, что это чувство вызвал не он. А, во-вторых, что его вызвал ненавистный ему человек.
4
На следующий после приема в "Метрополе" день Виктор проспал часов до десяти и приехал в редакцию очень поздно, в связи с чем Роман Хрусталев устроил грандиозный скандал. Впрочем, в последнее время он устраивал скандалы по поводу и без повода.
Да и в целом обстановка в отделе экономики была гнетущая. Что-то тягостное висело в воздухе - словно черная грозовая туча вот-вот обрушит гром и молнии на головы всех его сотрудников. А ощущение скорого краха происходило оттого, что взаимоотношения Хрусталева с руководством газеты все более и более накалялись.
Со времени той его нашумевшей на всю редакцию стычки с Семипалатинским из-за статьи Федора Щетинина Роман не пропускал ни одного повода для новых конфликтов, в чем проявлялся его упертый, порой невыносимо тяжелый характер. Было очевидно, что, даже несмотря на двадцатилетний стаж работы в "Народной трибуне" и немалые заслуги перед газетой, главный редактор и редколлегия выносят Хрусталева уже с большим трудом. Развязка была близка, и это нервировало всех.
- Чего он добивается? - как-то риторически спросил Игорь у Реброва. Неужели не понимает, что из-за него страдает весь отдел... И эта его маниакальная идея, что русская интеллигенция повинна во всех бедах своей несчастной страны... Он ею задолбал, кажется, уже всех.
- Но, может быть, у человека есть принципиальная позиция и он ее отстаивает, - попытался защитить своего начальника Виктор.
- Какая, к чертям собачим, принципиальная позиция?! - ругнулся Стрельник. - Хрусталев со своими принципами все больше напоминает вздорную бабу, которая мстит соседке всю жизнь за какую-то пустяковую обиду. Причем за какую - она давно забыла... Честно говоря, я думал о нашем шефе гораздо лучше...
Редактор отдела экономики и в самом деле постепенно превращался в объект насмешек и злословия всей редакции. И, что было хуже всего, он без всякого чувства самосохранения портил отношения со многими коллегами. Только на прошедшей неделе Хрусталев дважды выступал на утренних планерках с резкой критикой материалов, опубликованных на страницах "Народной трибуны". И каждый раз это заканчивалось безобразной перепалкой с Семипалатинским.
Вначале Хрусталев зацепился за, казалось бы, вполне невинную статью, опубликованную на полосе "Культура". В ней речь шла о планах столичного правительства реконструировать несколько кварталов города с исторической застройкой. Автор - какая-то рефлексивная дама - с трагическими интонациями писала, что как только эту часть старой Москвы реконструируют и отремонтируют, то сразу пропадет ее очарование. Мол, исчезнут старинные особняки, уютные московские дворики, а на их месте возникнет лубочная картинка для туристов.
На следующий день Роман попросил слова на планерке и, тыча указательным пальцем в лежавшую перед ним газету, сказал:
- Я совсем уже запутался в том, что, с ведома редколлегии, попадает у нас на полосы. Ровно неделю назад в "Трибуне" была статья, говорившая, что историческая часть Москвы приходит в упадок, разрушается, что у правительства нет денег на ее ремонт. Теперь же мы льем крокодиловы слезы из-за того, что столичные власти пытаются хотя бы один район привести в порядок.
- Вы против, чтобы на страницах нашей газеты высказывались разные точки зрения?! - с плохо скрытым раздражением спросил Семипалатинский. Хотели бы, чтобы у всех, как раньше, была одна позиция - партийная?!
- Вы же прекрасно понимаете, что я выступаю не против публикации разных точек зрения, - продолжал спорить Роман. - К сожалению, пропуском для любого материала на газетную полосу у нас стало не наличие в нем здравого смысла, а отрицание всего, что делается вокруг. То есть хотят ремонтировать дома - плохо, не хотят - еще хуже. Причем все это пишется с истеричными интонациями, с надрывом. Каждому хочется быть не просто журналистом, а совестью нации.
Демарш Хрусталева закончился тем, что из очередного номера газеты главный снял, под какими-то надуманными предлогами, две статьи сотрудников отдела экономики. Однако через день Хрусталев нашел новый повод для выяснения отношений с редколлегией. К тому же в этот раз еще более пустяковый, чем прежде.
Протест Романа вызвала статья о том, что в связи с падением курса рубля резко сократились объемы импорта сигарет. Ему не понравилась даже не сама статья, а ее заголовок: "Грозит ли российским курильщикам никотиновый голод?"
- Почему - голод?! - задал Хрусталев вопрос на очередной планерке. Конечно, некоторые люди не могут обходиться без табака, но зачем в данном случае нужна патетика?! Зачем наша газета разжигает страсти?! Разве речь идет о последнем куске хлеба?!
- Вы уже переходите всякие границы! - вскипел Семипалатинский, теряя всю свою интеллигентность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139