Самым простым способом сделать это был бы звонок в саму компанию.
Помимо погибшего Андрея Лукина, Ребров общался там при сборе материала с начальником управления общественных связей Анной Игнатьевой - холеной, красивой стервой, всегда предельно вежливой, но, казалось, напрочь лишенной каких-либо эмоций. Во всяком случае, когда Ребров пытался с ней шутить, появлявшаяся на ее лице вежливая гримаса могла обозначать все, что угодно, только не чувства. Но потом Виктор пришел ко вполне резонному выводу: после вчерашней статьи в "Народной трибуне" и ночного самоубийства Лукина его звонок будет воспринят Игнатьевой, да и любым другим человеком в компании, мягко говоря, без энтузиазма. И то, что он сам мысленно связал эти два события - самоубийство и статью, - его очень разозлило.
Подумав немного, он решил позвонить Владимиру Медведеву - бывшему вице-президенту "Русской нефти", полгода назад перешедшему в небольшую торговую фирму, которая занималась оптовой поставкой в Москву куриных окорочков. На него Ребров вышел почти случайно: изучая документы компании годичной давности по экспорту нефти, он заинтересовался человеком, чья фамилия стояла в конце одного очень любопытного контракта. И когда Виктор разыскал Медведева, тот охотно пошел на разговор.
С первых же минут встречи Ребров понял причины такой открытости своего собеседника. Было ясно, что нефть на куриные окорочка Медведев поменял не по своей воле - то ли его выгнали из компании, то ли он сам вынужден был уйти под давлением каких-то неблагоприятных обстоятельств. И за это он хотел отомстить всему человечеству сразу. В каждом его слове чувствовалась злая ирония в адрес недавних коллег; казалось, экс-вице-президент сам напросился на встречу с журналистом, чтобы излить накопившуюся желчь.
Виктор хорошо помнил, как это было. Они встретились в тесном офисе Медведева, расположенном в маленьком двухэтажном особняке еще дореволюционной постройки в переулках Замоскворечья. Фундамент под одним углом здания начал оседать, отчего изнутри по штукатурке шли глубокие трещины, кое-где открывавшие крест-накрест прибитую дранку. Два маленьких окна, выходившие на глухую стену, перекосились и приобрели ромбовидную форму, как на картинах футуристов. И история, которую поведал хозяин кабинета, тоже была футуристической.
- Частная компания "Русская нефть" возникла на месте бывшего государственного внешнеторгового объединения, занимавшегося в том числе и экспортом нефти. Это объединение просто приватизировали, - рассказывал Медведев, прикуривая одну сигарету от другой.
Дым висел в комнате клубами и, только сдвинувшись к маленькой форточке, вытягивался в длинный язык, вылезавший на улицу.
- Фактически это была та же самая контора, что и прежде. Те же люди сидели в том же здании и отправляли нефть, мазут и еще много всяких вещей от тех же поставщиков тем же потребителям, - продолжал он. - Только деньги теперь шли не в государственный карман, а в частный.
- Чей?
Медведев усмехнулся и промолчал.
- Неужели это так просто было сделать? - спросил Ребров.
- Вы даже не представляете, как это было просто... В начале девяностых годов в стране царила такая неразбериха. Да и сейчас...
Излив душу, бывший вице-президент "Русской нефти" испугался и долго просил не ссылаться на него. Виктор так и сделал. Нигде в опубликованной статье фамилия специалиста по куриным окорочкам не встречалась. Так что он не мог обижаться или быть недовольным и наверняка поделился бы информацией о самоубийстве своего бывшего начальника, если бы она у него была.
Порывшись в записной книжке, Виктор уже собрался связаться с Владимиром Медведевым, но тут зазвонил внутренний телефон. Это был редактор отдела экономики Роман Хрусталев.
- Ты уже пришел? Тогда почему еще не у меня?! - рявкнул он.
3
Роман Хрусталев имел в редакции прозвище "чуткий грубиян". Он всегда защищал своих подчиненных, но в общении с ними был груб и часто использовал ненормативную лексику. Возможно, таким образом этот сорокавосьмилетний человек давал выход своим эмоциям, а их у него было не меньше, чем у десятилетнего мальчишки, бегающего на переменах по школьным коридорам.
Впервые редактор отдела экономики накинулся на Реброва примерно через неделю после его поступления на работу, и связано это было с тем, что Виктор забыл своевременно сдать статью собственного корреспондента газеты из какого-то сибирского города. Хрусталев ворвался в комнату и еще с порога заорал:
- Почему, твою мать, материал омского собкора до сих пор лежит у тебя на столе?!
Затем он понизил голос почти до шепота, но зато каждое слово сопровождал таким богатым набором жестов и ярко выраженной артикуляцией, словно Виктор был глухим.
- Пойми, - с ядовитой снисходительностью говорил Хрусталев, - любой собкор газеты - это тот же ребенок, только с более длинным членом. Он сидит в своей занюханной Вологде или Костроме и тешит себя надеждой, что мы его любим и только и думаем, как своевременно получить его заметку и поставить ее в номер. При этом собкор абсолютно беззащитен. Он не может прийти и дать тебе пинка, чтобы ты начал шевелиться. Поставь себя на его место...
Впрочем, скабрезности Романа всегда несли большую смысловую нагрузку и были чрезвычайно образными. Вот и после той взбучки Виктору надолго запомнилась не грубая форма накачки, а ее содержательная часть. С тех пор он стал гораздо внимательнее относиться к материалам собственных корреспондентов газеты из других городов, да и думать о них, как о беззащитных, требующих постоянного внимания мальчишках, только разве что с более крупными, чем у детей, гениталиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139