Не правда ли, Гуатукас?
Индеец, как видно, отлично понимал нашу речь и если не вступал в разговор, то исключительно из свойственной этому народу сдержанности. Обняв индейца за плечи, синьор Марио продолжал:
– Да, да, вот перед тобой Гуатукас – сын Гуатукаса и брат Тайбоки, самой красивой девушки на Гаити.
Индеец, выйдя на террасу, тотчас же вернулся и, подойдя сзади, надел мне на шею тяжелое ожерелье из синих камней. После этого он вложил мне в руку тяжелый золотой обруч.
– Что это, – спросил я в недоумении, – и почему ты мне это даришь?
– Мой народ дарит тебе это, – сказал он, – и зовет тебя в наши вигвамы. Мы не строим хижин, как здесь, аживем в шатрах – вигвамах, потому что нам непрестанно приходится переходить с места на место.
– Не ошибся ли ты, – сказал я, – и мне ли предназначены эти ценные подарки? Почему именно мне выпала такая честь?
– Ты брат нашего любимого брата, – сказал Гуатукас, – и, значит, ты наш брат.
Я обернулся к синьору Марио, ища у него объяснения.
– Если бы ты исполнил свое обещание, – сказал синьор Марио, улыбаясь, – я рассказал бы тебе все сейчас же, но где же черепахи, бабочки и листья?
Тут только я вспомнил о данном секретарю и не выполненном мной слове пополнять его коллекции черепахами, ящерицами и цветами.
– В наказание за рассеянность мы промучим тебя до вечера, – сказал синьор Марио.
– Брат мой велел мне одарить этого юношу, – сказал индеец серьезно, – но ничего не сказал о том, чтобы его мучить. Он любит этого человека, и я не стану причинять ему зла.
– Ну, как тебе нравится посланный Орниччо? – улыбаясь, спросил синьор Марио.
ГЛАВА X
Вести об Орниччо
С первых же слов Гуатукаса какая-то безумная надежда вспыхнула в моем сердце, но мне столько раз и так горько приходилось разочаровываться, что я и теперь боялся поверить сам себе.
Я стоял молча, поглядывая то на секретаря, то на индейца.
– Что с тобой? – спросил синьор Марио. – Раньше одно упоминание об Орниччо заставляло тебя краснеть и бледнеть, а вот перед тобой стоит человек, который всего два дня назад говорил с твоим другом, а ты даже не хочешь его расспросить о нем.
Гуатукас лучше синьора Марио понял мое состояние.
– Выпей сока агавы, – сказал он, подавая мне кувшин с ароматной жидкостью, – освежись и успокойся. Потом до самой ночи я буду отвечать на все твои вопросы.
Когда Орниччо начинает говорить о тебе, мы укрываемся в тени от горячего солнца, а когда он заканчивает свой рассказ, мы кутаемся в плащи, потому что уже наступает утро.
– Гуатукас прибыл сюда за тобой, – сказал синьор Марио, – но у него есть еще поручение от его дяди, касика Веечио, к адмиралу. Я тотчас же отправляюсь повидаться с Голубком и упрошу его принять юношу. Вы же пока на свободе поговорите обо всем, что тебя может интересовать.
Однако, когда через два часа синьор Марио вернулся с известием, что адмирал, повидавшись с братьями, пошлет за нами, я все еще не отпускал от себя Гуатукаса, засыпая его градом вопросов о своем друге.
Я узнал, что после разгрома Навидада Орниччо нашел пристанище во владениях касика Гуатукаса, отца Гуатукаса. За этот год юноша потерял отца, и его место занял Веечио, дядя Гуатукаса. Каонабо женат на родной тетке Гуатукаса, Анакаоне, и потому между этими двумя племенами существуют дружеские отношения.
Земли Веечио лежат в отдалении, и туда позже всего проникло известие о прибытии нашей флотилии. Получив его, Орниччо немедленно же двинулся в путь, желая повидаться с нами, но, прибыв в Изабеллу, узнал, что мы отплыли на Кубу.
Обеспокоенный известиями о волнениях индейцев, друг наш отправился по нашим следам. Заболев в пути, он вынужден был вернуться в Харагву, но послал Гуатукаса в Изабеллу предупредить адмирала о готовящемся восстании индейцев.
Известие об этом глубоко потрясло меня.
– Как?! – воскликнул я. – Зная, что мы где-то здесь поблизости, Орниччо нашел в себе силы отправиться в противоположную сторону?
Гуатукас внимательно посмотрел на меня.
– Орниччо белый, – сказал он, – и у жителей Изабеллы белая кожа. У жителей форта святого Фомы тоже. В их жилах течет одна кровь. А мой народ красный, и Каонабо, и Гуарионех, и Веечио – краснокожие, и в наших жилах течет одна кровь.
Видя, что я не понимаю его, он попытался пояснить:
– Каонабо поднял своих воинов против белых, а его жена Анакаона – сестра моего отца и сестра Веечио.
– Ты хочешь сказать, – промолвил я, – что Веечиорешится выступить заодно с Каонабо? Разве это может случиться? Разве Веечио не послал тебя с дарами к адмиралу?
– Когда друг твой там, – ответил Гуатукас, – касик слушает его слова и велит своим воинам пахать землю и удить рыбу. Но, когда ему рассказывают об индейских детях, затоптанных конями белых, он оглядывается по сторонам и ищет свой лук.
Я понял из слов юноши, что Орниччо приходится постоянно быть заступником своих белых братьев перед лицом воинственного Веечио. Для того чтобы отвлечь внимание касика от происходящего в Изабелле, мой друг решил просить адмирала воздвигнуть в горах Харагвы крепость для защиты людей Веечио от воинов-карибов, которые время от времени высаживаются на берегах Гаити. С этим поручением и был послан Гуатукас к адмиралу.
Я узнал от юноши, что друг мой ходит в индейской одежде, что он научился играть на гуайаре – однострунном индейском инструменте.
– Он слагает на нашем языке песни, – сказал Гуатукас с гордостью, – а песни живут дольше, чем люди.
Но из всего сказанного меня более всего поразило известие о том, что у моего друга отросла небольшая черная борода. Как я ни старался, но не мог себе представить Орниччо бородатым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105