– У синьора Томазо голова набита бреднями! – бормочет капитан сердито. – Ну, двигайся быстрее, уже поднимают якорь!
Вдруг он поворачивает меня к себе, и я вижу, что в его единственном глазу блестят слезы.
– Ровно двадцать лет назад я убежал из дому, как и ты, – говорит он.
– До моей матери дошли слухи о моей гибели. Так как она любила меня больше жизни, она в ту же ночь выбросилась из окна и разбилась насмерть.
Он отворачивается, закрывая лицо руками. Два матроса, по его знаку, хватают меня под локти и тащат к сходням. Я вырываюсь сильно, как кузнечик, я бью их ногами и руками и слышу, как мое платье трещит по всем швам.
На корме матросы выбирают якорную цепь. Корабль толчками рвется вперед.
Крепко ухватившись за борт, я кричу:
– Это ошибка, дорогие синьоры, это ошибка!.
Но меня тащат дальше.
Я упираюсь на каждом шагу, цепляясь за все, что попадается мне под руки.
Тогда они, подняв меня на воздух, сносят с корабля и кладут на песок.
Корабль уже тронулся. Я слышу, как они с веселым хохотом шлепают за ним по воде.
Задыхаясь от слез, я долгое время лежу неподвижно. Потом, вдруг ясно представив себе, что случилось, вскакиваю на ноги.
Корабль на всех парусах пересекает залив. Я вспоминаю о деньгах, уплаченных за мой проезд, о последних грошах синьора Томазо. А мой прекрасный сундучок с новым платьем!
Я бегу за кораблем вдоль берега и кричу что есть силы. Мокрый, оборванный и грязный, я грожу им вслед кулаком. Но корабль уже скрывается из виду.
С воплем падаю я на песок и лежу до тех пор, пока небо не начинает бледнеть. На востоке зажигается розовая полоска.
Тогда, поднявшись и даже не отряхнув с одежды песок, я медленно иду по направлению к дому.
– Где ты валялся, молодец? – кричат мне торговки, идущие на базар, а мальчики, несущие за ними корзины, швыряют в меня рыбой.
Но я даже не поворачиваю головы в их сторону.
Вдруг тяжелая рука опускается мне на плечо и страшно знакомый, до приторности сладкий голос произносит за моей спиной:
– Господь привел все-таки нам свидеться с тобой, мой любезный Франческо Руппи!
Оглянувшись, я вижу перед собой моего бывшего хозяина, мастера Антонио Тульпи.
ГЛАВА IX
Старый знакомый
– А, сыночек, – говорит он, хватая меня за ухо и больно вертя его между пальцами, – наконец-то ты мне попался, сыночек! Но какой же ты грязный и оборванный! Видно, кража не пошла тебе впрок, – продолжает он, беря мою руку и переплетая мои пальцы со своими. Он потихоньку сдавливает пальцы, и это причиняет мне нестерпимую боль, потому что рука мастера больше и шире моей.
Но я иду молча, подняв голову и заботясь только о том, чтобы слезы не скатывались по щекам.
На углу я смотрю вверх, вдоль улицы. Вот, освещенный первыми лучами, сверкает парус на нашем розовом домике.
Хозяин поворачивает меня за плечо в другую сторону.
– Куда вы ведете меня, мастер? – спрашиваю я.
– Туда, где тебя уже давно заждались, – отвечает он и вдруг, остановившись, с размаху ударяет меня по лицу, – Год я искал тебя, змееныш, а сегодня утром я горячо помолился своему патрону, святому Антонию Падуанскому, и вот как мне помогла молитва.
Мы проходим мимо длинного сарая, в дверях которого стоит заспанный матрос.
– Что, воришку поймал? – спрашивает он, зевая. – Их в это лето в Генуе развелось несметное количество.
– Да, веду его к стражникам, – отвечает мастер, – и надеюсь, что он получит по заслугам.
– Он вырвется у тебя еще по дороге, – говорит матрос, – а если нет, они потребуют у тебя свидетелей, да денег на писцов, да денег на чернила, да денег на перья. Старшина, – кричит он в глубь сарая, – выйдите, тут поймали еще одного воришку!. Подожди, – обращается он к мастеру, – наш старшина найдет на него управу. На твое счастье, он отплывает только через час.
На его зов из сарая вышел худой высокий человек и остановился в дверях. Взглянув на него, я понял, что от него мне не ждать защиты.
Лицо его было землистого цвета, как у больного лихорадкой, черные глаза глядели исподлобья, а под натянутой кожей на щеках ходили злые желваки.
– Что ты мелешь ерунду! – сказал он матросу. – Мы, правда, поймали несколько мальчишек в порту и вздули так, что больше они уже красть не будут. Но я не стану возиться со всеми воришками Генуи. Что он у тебя стянул? – спросил он у мастера.
– Я начну свой рассказ пословицей, – отвечает Антонио Тульпи. – «Если мужик не украл у тебя медяка, значит, он стянет у тебя золотой». И это истинная правда, господин старшина, потому что он работал у меня свыше года и я не замечал за ним ничего плохого. Но, как изволите знать, мужичье – все воры. И, когда я дал ему отнести заказчику серебряный кувшин и блюдо, он украл у меня и то и другое.
– Побойтесь бога, мастер! – закричал я. – Вы мне дали отнести архиепископу одно блюдо, но его у меня отобрали в толпе. Об этом знает синьор Томазо, живописец, у которого я работаю вот уже больше года. И он заплатил бы вам за меня всю сумму полностью, если бы мы не узнали, что вы уехали из Генуи. Вы продали мое новое платье, материнскую золотую цепочку и кольцо и не отдали мне жалованья за семь месяцев, поэтому я думал, что мы с вами в расчете.
– Ну, это меня не касается, – сказал старшина, поворачиваясь. – У вас есть свой цех, свой старшина и свой суд.
– Не уходите, ваша милость! – закричал мастер, хватая его за руку. – Ну, вы видали второго такого лгуна?! Да было ли у тебя когда-нибудь новое платье? Да имела ли твоя мать хотя бы железное колечко, когда она венчалась с твоим прощелыгой-отцом? Скажите пожалуйста, об этом знает синьор Томазо, живописец! Да вся Генуя смеется над этим бездельником, который прилепил парус к своей конюшне и пьянствует с матросами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105