Кто знает, если бы живы были мои родители, я бы, может быть, умолил их отпустить меня в плавание! Разве не вы сами говорили мне, что море – это наиболее удачный путь для того, кто хочет отличиться?.
Помню, еще в деревне как-то на дороге я наблюдал за щенком, который пытался поймать ежа. Он обходил его со всех сторон, обнюхивал и трогал лапой. Но, когда он наконец решался его схватить, тотчас же отскакивал с громким визгом. Так и я обходил доброго синьора Томазо со всех сторон, и если не отскакивал от него с визгом, то отходил в отчаянии и слезах, потому что на каждый мой довод у синьора Томазо находилось серьезное возражение.
– Я не думаю противиться твоему призванию, Франческо, – отвечал мне хозяин. – Я рад, что ты, как и я, любишь море. И это действительно самый удачный и самый благородный путь, чтобы отличиться. Но я убежден, что и родители твои настояли бы на том, чтобы ты подождал еще два-три года.
Наш маленький домик разделился на два лагеря: большинство моряков стояли за меня, а приказчик, Альбертино и еще кое-кто – за синьора Томазо.
Четыре дня ушли у нас на споры и препирательства, и в конце концов, согласившись на мой отъезд, добрый хозяин мой заболел от огорчения.
Мне хочется охранить его от беспокойства, но его ежеминутно тревожат, так как он сам распорядился, чтобы портной и башмачник принесли свою работу к нам на дом.
Теперь у меня уже есть туфли не хуже тех, что были проданы мастером Тульпи, и куртка, и длинные шелковые чулки.
Я примеряю мой новый плащ, а хозяин, не вытерпев, поднимается с постели и оправляет его на мне. – Вот теперь ты одет как полагается, – говорит он с удовлетворением. – Меня никогда не беспокоило платье Орниччо, потому что на нем все приобретает праздничный вид, но сейчас, Франческо, и ты выглядишь, как молодой студент. Какая жалость все-таки, что ты не хочешь подождать хотя бы еще полгода.
На одну минуту, видя грусть синьора Томазо, и я было задумался, не остаться ли мне с ним, но себялюбивое чувство взяло верх. «Заказано уже новое платье, и деньги за проезд уже уплачены», – говорил я сам себе, как будто все дело было в платье или в деньгах.
Корабль наш должен был отплыть в пятницу на рассвете, но в четверг лоцман Сакко Дидони, с которым хозяин условился о моем проезде, прислал за мной матроса.
– Капитан, которого ждали назавтра, прибыл в Геную, и мы отплываем сегодня ночью, – сказал матрос.
После обеда я отвел хозяина в спальню и уложил в постель. Я стал перед ним на колени, и синьор Томазо еле нашел в себе силы благословить меня.
Какое жестокое сердце нужно было иметь, чтобы покинуть его в такую минуту! И все-таки я его покинул.
Спустившись вниз, я кликнул матушку Канитуччу, вдову слесаря. Из денег, данных мне хозяином на дорогу, я заплатил ей, чтобы она хорошенько присмотрела за больным.
В последний раз я обошел наш маленький домик.
«Тетка Канитучча будет заботиться о хозяине, но навряд ли она станет возиться с птицами», – подумал я и одну за другой открыл все клетки.
Скворцы и щеглы тотчас же выпорхнули за окно с оглушительным щебетом, но толстый дрозд, побродив по подоконнику, вернулся в клетку. Может быть, и мне вернуться в мою каморку?
Нет! Парус хлопал над нашим домом, море синей стеной стояло в окнах, откуда-то издали, с палубы корабля, раздавалась команда капитана, и я взвалил свой сундучок на плечи.
Было совсем темно, когда я вышел на улицу.
На корабле мне отвели место на палубе между двумя бочками. Я подстелил плащ и лег.
Большие звезды смотрели мне прямо в глаза, а я старался представить себе, как я приезжаю в Палос, как меня встречает Орниччо, как мы с ним вдвоем падаем в ноги адмиралу, как тот меня поднимает и говорит! «Твоя любовь к морю достойна самой лучшей награды. Я не только беру тебя с собой на флагманский корабль, но и поручаю тебе составить карту путешествия».
– Где же этот путешественник? – раздается надо мной громкий голос.
И, протирая глаза, я соображаю, что неожиданно для самого себя я уснул.
Надо мной склонилось несколько темных фигур, и я различаю голос лоцмана:
– А этот заплатил за свой проезд, капитан, до самого Палоса.
Я поднимаюсь и разглядываю лица матросов и лоцмана, а высокий человек с повязкой на глазу мне тоже как будто знаком. Ба, да это тот самый моряк, которого я застал в доме синьора Томазо в свое первое посещение! Это и есть капитан, которого ждут со вчерашнего дня.
– Здравствуйте, синьор капитан, – говорю я, так как не знаю его имени. – Постой-ка, – вдруг говорит человек с повязкой на глазу. – Где я видел этого мальчугана?
– Вы видели меня у живописца синьора Томазо, – отвечаю я на свою беду, потому что капитан тотчас же хватает меня за плечо.
– Ты так и не вернулся к своей матери, маленький негодяй! – кричит он.
Лебедка с визгом поворачивается, разматывая канаты, матросы снуют по палубе. Я чувствую сильный толчок, и вдруг весь воздух наполняется свистом и хлопаньем, как будто взлетела стая птиц, – это подняли паруса.
– Сакко, – говорит капитан, – вели оставить сходни, я сейчас отправлю этого маленького бездельника на берег.
– Он уплатил за свой проезд, – отзывается лоцман в смущении. – Мы должны доставить его в Палос.
– Сакко, он убежал от матери, – говорит капитан голосом, хриплым от волнения. – Вспомни, что случилось в такую же июньскую ночь двадцать лет назад!
Он берет меня за плечо и грубо толкает вперед.
– Идем, я не возьму на себя греха перед бедной женщиной.
Я так ошеломлен, что в первые минуты не могу открыть рта.
– Почему вы толкаете меня? – говорю я наконец. – Я должен поехать в Испанию. И синьор Томазо полностью уплатил за мой проезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105