Она надоела тебе. Для тебя теперь открывается новый мир.
– Вы умная женщина, Францина, однако на сей раз вы ошибаетесь. Да, есть доля истины в том, что вы говорите, но в целом все не так. И я не хочу это с вами обсуждать. – Джеральд встал. – Не будет никакого шума и огласки, уверяю вас. Я оплачу расходы и буду поддерживать Гиацинту до конца жизни. Разве это несправедливо?
– Справедливо? Негодяй! А Джим так верил тебе! Он, должно быть, в гробу переворачивается! – Францина потрясла кулаком. – Ты не раз почувствуешь боль, пока мы будем проходить через это, мой друг! А сейчас я поднимусь наверх и позабочусь о дочери. В следующий раз я увижу тебя в суде!
– Твоя мать отвела детей в школу, – сказал Джеральд Гиацинте, когда она спускалась вниз около десяти утра.
– Я просила ее.
– Садись и позавтракай.
– Я не голодна.
– Но тебе нужно поесть. Я приготовил французские тосты. – Джеральд поставил перед ней тарелку. – Тосты теплые, кофе горячий, апельсиновый сок свежий.
Гиацинта автоматически взяла вилку. «Привычка, – подумала она. – Наша жизнь катится, словно на хорошо смазанных колесах. Вот мы вместе на кухне, хотя не хотим быть вместе, но мы здесь потому, что так было уже тысячи раз».
– Мы с твоей матерью резко поговорили вчера вечером, и у меня остался тяжелый осадок. Но трудно разговаривать, не имея возможности сказать всю правду.
– Ты не должен этого делать, Джеральд. Она еще не вполне оправилась после смерти Джима. Не надо мучить ее рассказом о поджоге.
– Согласен. Послушай меня. Если бы я не беспокоился о тебе…
– Обо мне? Нет-нет! Я пробудилась, Джеральд. Францина была права: я женщина не твоего типа, если тебя вообще способна удовлетворить одна женщина. Ты не женился бы на мне, если бы не помощь отца. – «Знала ли я об этом тогда, в тот тихий зимний вечер, когда они играли в шахматы? Может, подозревала, но не хотела этому верить?» – Мне стыдно, что я унизилась до ревности.
– Я никогда не думал о разводе, Гиацинта. Если бы не пожар, я попросил бы тебя простить меня и остаться со мной. Но сейчас это невозможно, поскольку идут разговоры о том, кто совершил поджог. Ищут виновного. Уборщица, работавшая в ту ночь в кирпичном здании на углу, заявила, что видела машину, единственную, которая припарковалась на этой улице так поздно. Она еще подумала, что это странно, поскольку на этой улице никто не живет и огней в зданиях не было. Надеюсь, она не вспомнит еще каких-нибудь подробностей, связанных с машиной.
У Гиацинты перехватило дыхание.
– К счастью, не нашли отпечатков пальцев. Их уничтожили огонь и вода. Но если выяснится, что ты причастна к этому, я тоже окажусь причастным. Что тогда ожидает Джерри и Эмму?
– Ты никогда не любил меня, – промолвила Гиацинта. – И я не виню тебя за это. Нельзя насильно полюбить. Я осуждаю тебя лишь за то, что ты притворялся, будто любишь меня.
– Нет, я не притворялся. Если бы не этот пожар, мы остались бы вместе до конца.
– Не остались бы. Я не смогла бы оставаться в таком браке и сохранить при этом уважение к себе.
– Ну, в таком случае у нас не должно быть проблем. Помнишь, я объяснял тебе, как мы все это сделаем? Никакого суда, бумаги оформят адвокаты, никаких споров об опеке, никаких неприятностей. Мы уже почти подготовили контракт во Флориде. Я покупаю дом, полностью обставленный и готовый для того, чтобы вселиться в него. Я пробуду здесь с детьми до конца следующей недели. Дела по оформлению займут несколько месяцев. И я всегда могу прилететь, чтобы подписать документы.
– Что ты сказал? – воскликнула потрясенная Гиацинта. – Ты уезжаешь во Флориду с детьми?
– Конечно. Неужели ты полагаешь, что я оставлю их с тобой при нынешних обстоятельствах? Я думал, ты понимаешь, что я беру их на свое попечение.
Гиацинта разрыдалась. Джеральд подбежал к окну, захлопнул его, потряс Гиацинту за плечи и несколько раз шлепнул по щекам.
– Господи, да ведь все не так ужасно! Это же для их блага. Ведь ты можешь видеть детей в любое время. Но их необходимо увезти отсюда.
– Ты не сделаешь этого!
– Ложись, – сказал Джеральд. – Ложись и выслушай меня, но сначала сделай глоток бренди. Выпей, это тебе не повредит.
Он проводил ее в гостиную, уложил на диван и подал бокал. Гиа швырнула его в камин. Джеральд наполнил второй бокал и поднес к ее рту.
– Ложись, Гиацинта. – Его голос прозвучал мягко, но настойчиво. Так говорит врач с истеричной пациенткой.
Гиацинта легла, и слезы покатились по ее вискам. «У меня забирают детей. Они будут навещать меня в тюрьме, увидят меня в полосатой одежде и в ужасе убегут. Мои дети. Моя жизнь. Что случилось с моей жизнью? Джим! Бабушка! О Господи!»
– Что ты делаешь со мной, Джеральд? Неужели ты так ненавидишь меня?
– Гиацинта, я не питаю к тебе никакой ненависти. Я забочусь о тебе. Разве ты не понимаешь, что это для блага детей? – Бархатный, тихий голос произносил слова, которые должны были успокоить ее. Эта монотонность гипнотизировала Гиацинту и заставляла прислушиваться к словам Джеральда. – Мы все сделаем быстро. Чтобы не привлекать внимания. Это нужно для нашего блага, в особенности твоего, Гиа. Тебе нельзя оказаться в центре внимания. Если узнают, что у нас с тобой проблемы, то заподозрят тебя. Это ведь логично. Ты не представляешь, как тонко работают детективы. Такие дела никогда не закрывают. Его могут возобновить спустя несколько лет. Если бы я потребовал опеки в суде, мне пришлось бы открыть правду. Кстати, и твоя мать не должна узнать правду. Она борец. Я восхищаюсь ею, но она полагает, что способна справиться с чем угодно. Если ты ей расскажешь, Францина наймет адвокатов и правда просочится в газеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91