Взглянув на бетонированную площадку, она вспомнила, когда в последний раз перелетела через океан. Четыре года в ее жизни тянулись как четыре столетия. Или, напротив, четыре дня, – настолько ярки и живы были воспоминания.
Со своего места в салоне первого класса Гиацинта видела лицо каждого, кто проходил мимо. И как всегда, со свойственным ей любопытством размышляла, много ли может сказать лицо. Она наблюдала и думала о каждом проходящем пассажире, о самой себе, а через несколько минут, когда самолет уже готов был взлететь, пришла к заключению, что сейчас стала сильнее, чем была во время своего последнего полета в Париж.
Сама того не замечая, Гиацинта выпрямилась в кресле. Сиденье было очень удобным. На подносе лежала книга и стояли холодные напитки. Под синей манжетой великолепно сшитого костюма – одного из лучших произведений Лины – поблескивали золотые часики, подарок Францины. У ног Гиацинты стояла элегантная сумочка из кожи ящерицы, идеально гармонирующая с туфлями. Гиацинта улыбнулась, вспомнив наставление Лины: «Ты теперь ходячая реклама, никогда не забывай об этом». У нее вдруг возникло ощущение полного благополучия, давно ею забытого. Место рядом с Гиацинтой пустовало. Удивившись этому, она вдруг услышала:
– Поразительно!
Подняв глаза, Гиацинта увидела Уилла Миллера.
– Я даже не предполагал, – сказал он. – А вы?
– Конечно, нет, – раздраженно ответила она. – Равно как и Лина.
– Что ж, теперь вряд ли вам что-то удастся сделать. Самолет уже выруливает на взлетную полосу, поэтому вам придется смириться с тем, что я рядом.
Гиацинта сразу заметила, что Уилл изменился. Его любезность исчезла. Теперь перед ней стоял тот же мужчина, с которым она когда-то познакомилась, – решительный и откровенный.
А ей так хотелось побыть одной…
– Вы избегаете меня, – сказал Уилл.
– Отчего же? Вовсе нет. Мы хорошо провели день в библиотеке Моргана, не так ли? Во всяком случае, я так считала.
– Когда это было? Три недели назад? Не дурачьте меня, Гиацинта. Все остальное время вы были заняты. Вы утверждаете, что всегда заняты, хотя я знаю, что это не так.
– Что вы имеете в виду? – Она негодующе отодвинулась к окну. – А разве я не занята?
– Но Лина вовсе не намерена нещадно эксплуатировать вас.
– Она не знает, чем я занимаюсь после работы.
– Она знает больше, чем вы предполагаете.
– Так это ее идея? Да, это вполне возможно. Поскольку вы отправились – и конечно, совершенно неожиданно! – в Сан-Франциско. Что же Лина решила делать? Она не имеет права вмешиваться в мою личную жизнь.
– Я не хочу ссориться из-за Лины. И вообще не хочу ссориться. Повернитесь и посмотрите на статую Свободы. Вы давно не видели ее?
– Давно.
– Я тоже – с тех пор, как мне было десять лет. Мы посетим ее, как только вернемся из этой поездки.
– Что значит «мы»?
– Послушайте, Гиацинта. Ведь вы разыгрываете спектакль. И его трудно понять. Не возражайте, я ведь вижу. Все это по-женски, старомодно, мило и хорошо для начала, но мы уже миновали эту стадию в тот день, когда вы увидели мальчика верхом на лошади и показали мне фотографии Эммы и Джерри.
– Вы не знаете, о чем говорите.
– Напротив, знаю, как знаете и вы. Вы говорите сейчас одно, а ваши глаза – другое. И ваши глаза не лгут.
Глаза Гиацинты, к ее ужасу, наполнились слезами – и все из-за того, что он упомянул о Джерри и Эмме. Она повернулась к окну и посмотрела вниз, на удаляющийся город. На экране перед ними была карта с обозначением их маршрута – на север к Бостону, Галифаксу, Гренландии.
– Я не буду вас беспокоить, – сказал вдруг Уилл. – Читайте. У меня тоже есть книга.
Гиацинта так мечтала почитать этот новый роман хорошего писателя, с таким удовольствием ощущала глянец обложки. И вот теперь все испорчено.
Она прочитала первую фразу, но не смогла сосредоточиться. Она тупо повторяла про себя: «Пристегните ремни». Прочитав эту надпись по-французски и по-английски, она не могла отвязаться от этих слов. Встревожившись, Гиа попыталась взять себя в руки. «Ведь я в здравом уме. Во всяком случае, была в полном порядке, пока не пришел Уилл. Надо посмотреть на все беспристрастно: я ни за кого не цепляюсь и ни на чьем плече не рыдаю. Сама себя содержу и делаю это вполне успешно. Я не должна никому ни цента после того, как убедила Арни принять деньги в счет возмещения долга. Да, мне бывает одиноко, когда я не работаю, – и еще как одиноко! – но я справлюсь с одиночеством…»
Однако что-то в ней дрогнуло и породило сомнения. «Ах, если бы найти мужчину, способного удовлетвориться простыми, не усложняющими жизнь отношениями. Это было бы очень, очень кстати. Он должен быть приятным, как Арни, или чуть-чуть приятнее, а может, просто больше отвечать моему вкусу. Впрочем, это звучит ужасно. «Отвечать моему вкусу…» Как будто я выбираю мужчину так, как выбирают арбуз или стул. Уилл явно не из тех, с кем возможны такие отношения. Здесь большая доля моей вины, и я знаю это. Я хорошо помню, что несколько раз могла сказать такое, что положило бы конец нашим отношениям. Но я этого не сказала. Напротив, поощряла его. И вот результат. Если я не хочу иметь с ним отношений, надо собраться с силами, твердо сказать ему об этом, когда мы приземлимся, и заняться своим делом».
Подошла стюардесса и подала обеденное меню. Уилл и Гиацинта сделали заказ. Гиацинте показалось, что стюардесса смотрит на них с любопытством, словно пытаясь определить, чужие они или супружеская чета. Но разве это имеет значение?
Они молча ели и пили аперитив. Вскоре молчание стало тяготить их.
– Вкусно, – сказала Гиацинта, встретив взгляд Уилла. – Наверное, вы не ожидали такой вкусной еды в самолете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91