А вот лицо мужчины привлекало внимание. Массивное и квадратное, оно не отличалось классической правильностью черт, как у Джеральда, однако в нем была какая-то особая выразительность, заставившая Гиацинту посмотреть на него более внимательно. Нежно улыбнувшись, он коснулся руки жены.
– Что ты там разглядываешь? – спросил Джеральд. – Увидела что-то интересное?
– Эта пара мне очень симпатична.
– Ты заметила, что у нее нет подбородка? Небольшая пластическая операция исправила бы ей лицо.
– Он и без того ее любит.
– О, ты замечаешь такие вещи? Я этого не вижу. Откуда ты знаешь, что он любит ее?
– Догадываюсь… Скажи, а мне нужна пластическая операция?
Джеральд внимательно посмотрел на жену.
– Ты разглядываешь меня так, словно никогда раньше не видел.
– Нет, тебе не нужна.
– Как скучно, – сказала Гиацинта.
Джеральд засмеялся.
– Не напрашивайся на комплименты.
– Мне всегда приходится это делать. Арни восхищается мною. От него я слышу изысканные комплименты.
– Арни! У него женщины по всей стране! В Кентукки, во Флориде – везде! Там, где есть лошади, у него есть и женщины.
У Гиацинты задрожали руки, а на глаза навернулись слезы. Пошарив в сумочке, она достала сигарету, но не успела прикурить.
– Что, опять? – возмутился Джеральд. – Хочешь заработать рак легких? Ты должна помнить, что у тебя двое детей.
Уронив сигарету, она посмотрела ему в глаза.
– Хорошо. Но почему, почему, почему ты не скажешь мне, что между нами что-то не так? Ведь это видно и слепому. Я имею право знать. Я утомительна? Уродлива? Гадко себя веду? В чем дело?
– Да нет между нами никаких проблем, Гиа! Никаких! Доедай свой обед, выпей еще вина.
«И все-таки не понимаю. Нет, не понимаю», – тоскливо подумала Гиа.
На следующий день, когда они гуляли по Парижу, ярко светило солнце. Гиацинта едва поспевала за мужем. Они прошли от площади Звезды до президентского дворца, пересекли реку и вернулись на площадь Согласия.
– В этом городе нужно быть молодым, – усмехнулся Джеральд. – А я уже слишком стар.
– Что за вздор! Стар в тридцать четыре года?
– Нет, не вздор. Этот город создан для молодых, имеющих досуг и средства.
«Он жалеет, что не видел это прежде, – подумала Гиацинта, – и злится на себя».
– Я хочу посетить больницу, – сказал Джеральд. – Я знаю имя того, кто сможет мне все показать.
– Отлично. А я тем временем схожу в музей Родена, и мы встретимся с тобой позже.
Гиацинта изо всех сил выказывала оживление, хотя не испытала его, даже оказавшись в музее. Она шла по залу с тяжелым сердцем, рассеянно глядя на шедевры гениального скульптора.
Внезапно Гиацинта остановилась, увидев небольшую скульптурную группу, изображающую мужчину с радостно смеющейся юной девушкой, которую он поднял высоко вверх. «Je suis belle», прочитала она. Да, конечно, я красива, когда любима. И Гиацинта несколько минут стояла, глядя на их лица и прекрасные юные тела.
Потом она спустилась вниз и прошла по великолепному зеленому саду. Быть в Париже, лучшем из лучших городов во всем мире, – и испытывать при этом такую тревогу! Чувствовать себя такой одинокой! На улице она остановилась перед витриной детской одежды и увидела милое платьице из белого льна с розовой отделкой. Здесь же стояли розовые туфельки. Эмме наверняка понравятся такие туфли. В магазине нет платья ее размера, но завтра оно появится.
– Это точно? Дело в том, что завтра – последний день нашего пребывания здесь. Утром мы улетаем.
Да, у них будут туфли и платье к вечеру. Возвращаясь в отель, Гиацинта думала о детях. Впервые с тех пор, как они уехали из дома, ей взгрустнулось, захотелось увидеть их личики – веселое Джерри и любопытное Эммы.
Затем был обед. Джеральд, упустив человека из госпиталя, провел время в поисках подарков. Он купил подарки родителям Гиа, Арни, Эмме и Джерри, коллегам по клинике и Сэнди – в знак благодарности.
Они отправились в ночной клуб с американцами, которых Джеральд встретил в вестибюле отеля. Сидя рядом с мужем, Гиацинта опять испытала чувство одиночества. Джеральд и чета американцев наслаждались веселой толчеей и выходками обнаженных женщин. Гиацинта делала вид, что это доставляет удовольствие и ей. Она не видела ничего предосудительного в этом; люди имеют право развлекаться в соответствии со своими вкусами. Если бы она знала, чего хочет Джеральд, то охотно пошла бы ему навстречу.
В чем же причина? Другая женщина? Не абсурдно ли такое предположение? Скорее всего абсурдно. У него есть все – ее безграничная любовь, работа, дети, дом. Она сидела, крутя кольца на пальцах: обручальное и перстень с бриллиантом, который подарил ей муж, получив первую зарплату.
– Что ж, – сказал Джеральд ей в номере в тот вечер, – еще бы один день. Я, пожалуй, приеду сюда снова в следующем месяце.
– Я и не знала, что тебе так понравилось.
– Почему ты сомневалась?
– Ты не казался веселым последние несколько дней. Разве я не спрашивала тебя, почему ты такой мрачный?
– Мрачный? Ты имеешь в виду, что мне не понравилась поездка в Шартр?
– Нет, я вовсе не это имела в виду. Прошу тебя, не уклоняйся от вопроса. Ответь мне: я что-нибудь не так сделала? Будь честным со мной.
– Нет, нет и нет – вот ответ на твой глупый вопрос.
– Ты готов в этом поклясться?
– Да, готов.
Свет от ламп падал на блестящие черные волосы и на ямочку на подбородке, которая смягчала суровость его лица. Гиацинта вспомнила скульптурную группу Родена и зажмурила глаза, чтобы муж не увидел ее слез.
– Что с тобой, Гиа? В чем дело? Я не могу видеть тебя плачущей! Это моя вина, я очень сожалею. Но нет никакой причины, ты все выдумываешь…
Она подбежала к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91