Сейчас работаю.
– Вы уже вышли в жизнь. А мне еще три, а то и четыре года трубить, если поступлю в аспирантуру после ординатуры.
– Вы, похоже, сожалеете об этом?
– Нет, я люблю свое дело. Просто мне надо зарабатывать. А чем занимаетесь вы?
– Я искусствовед. Работаю в музее, занимаюсь сохранением старых или поврежденных работ. Еще пишу маслом, и у меня есть студия дома.
– Никогда не слышал и даже не подозревал, что есть такое занятие и что им можно зарабатывать на жизнь.
– Это не просто средство заработать на жизнь. Здесь нужно большое мастерство.
Ей не следовало так говорить. Фраза прозвучала как-то высокомерно, хотя Гиацинта этого не хотела. Чтобы смягчить свои слова, она пустилась в объяснения:
– Мы получаем картины и скульптуры со всей страны, предметы, которые были повреждены или вообще никогда не реставрировались. Сейчас, например, я удаляю лак с портрета, написанного маслом и выполненного в 1870 году. Он весь пожелтел.
– Весьма интересно.
– О да! Я очень люблю это, но мне еще нужно многому научиться. Реставрация требует огромной самоотдачи.
– Это похоже на хирургию.
Странная вещь – беседа. Если не вернешь мяч, а дашь ему упасть, люди сочтут, что ты проявляешь недружелюбие. Поэтому нужно быстро что-то придумать и сказать. Впрочем, чего ради волноваться, что этот незнакомец сочтет ее недружелюбной? Тем не менее Гиацинта продолжила беседу:
– Говорят, наш университет – один из лучших в стране.
– Да, и я ему благодарен. Но если бы мне удалось получить кредит где-нибудь на Западе или на Юге, я бы учился там.
– Я тоже хотела уйти из него, но у меня есть три старших брата, которые уже это сделали. А я знала: мои родители надеялись, что я останусь дома.
Снова воцарилось молчание. Через минуту или две Джеральд нарушил его:
– У вас замечательная машина.
– Полагаю, это награда мне за то, что я осталась дома.
В самом деле, этот маленький красный автомобиль, эта сверкающая игрушка, был ее наградой, как и летняя поездка для изучения искусства в Италии. Хорошо, что она вовремя сдержалась и не сказала этого. Не стоит говорить о поездках по Европе человеку, который живет на стипендию.
– Вы создаете настоящий культурный центр из старинного заводского городка? – спросил Джеральд. – Я слышал, музей пользуется известностью.
– Верно. Вы когда-нибудь были в нем?
– Нет. Я мало смыслю в искусстве.
– Это так интересно! Вы должны его как-нибудь посетить.
– Возможно, я так и сделаю.
Дворники едва справлялись с потоками дождя. Выбоины на дорогах превратились в лужи, и машине было непросто двигаться по высокой воде. Беседа угасла сама собой, и лишь после поворота на Линден Гиацинта осведомилась, где его дом.
– Он на улице Смита, в центре города. Я вам покажу.
Когда Джеральд вылез из машины и стал благодарить Гиацинту, она впервые заметила, что он весьма внушительного роста, что у него блестящие черные волосы, живые глаза и овальное лицо. Джеральд наверняка привлекал к себе внимание как женщин, так и мужчин.
– У меня нет слов, чтобы выразить вам благодарность, – серьезно сказал он.
– Вы говорите так, будто я оказала вам бог весть какую услугу.
– Так оно и есть.
Гиацинта возвращалась по улице, где роскошные магазины перемежались с обветшавшими домишками. Здесь ремонтировали обувь, продавали газеты и мясо, стригли и укладывали волосы. В окнах жилых домов виднелись линялые шторы. Дождь к тому времени почти кончился, и все увиденное девушкой удивительным образом отрезвило ее.
Джеральд. Он даже не назвал своей фамилии. Гиацинте вспомнилось, что в какой-то момент у нее мелькнула мысль, которой она тут же устыдилась: «Джеральд – именно тот человек, которого я могла бы полюбить». И эта мысль пришла спустя двадцать минут после знакомства.
«Никогда не знаешь, что тебе принесет завтрашний день, – говаривала бабушка, любившая пословицы и афоризмы. – Никто не знает, когда встретит своего суже-ного».
Вероятно, бабушка была права. Спустя два дня после того страшного дождя, находясь на работе, Гиацинта почувствовала, что головы всех сотрудников повернулись к двери за ее спиной. Она тоже обернулась и увидела Джеральда, который вглядывался в зал.
– Можно войти? – спросил он.
Гиацинта вспыхнула, не веря своим глазам и не зная, что ответить, но Джеральд уже вошел в помещение.
– Я последовал вашему совету и решил посетить музей, – сказал он.
– Мы… мы здесь работаем, – смущенно промолвила Гиацинта, полагая, что сотрудникам не понравится этот визит.
Она в это время полировала старинное бронзовое изображение Будды. Ей хорошо запомнился этот момент – просторное, полное воздуха и света помещение, ее дрожащие руки на сокровище, и Джеральд, который смотрит на нее.
– Понимаю. Я подожду вас снаружи. Я лишь хотел снова увидеть вас.
Гиацинта помнила все. Успокоившись и остыв от гнева, она посмотрела на потемневший потолок и улыбнулась.
Глава 2
Однако утром ею снова овладел гнев.
«Он слишком расчетлив. Он разобьет ей сердце. Будет волочиться за женщинами».
Гиацинта раздраженно провела щеткой по волосам. «Разобьет мое сердце? Нет, Францина, это ты разбиваешь мне сердце».
– Почему ты называешь свою мать по имени? – как-то спросил Джеральд.
– Потому что Францине это нравится, – объяснила она.
На самом деле ее настоящее имя было Франсес. Четыре или пять поколений назад предки матери приехали из Франции, и хотя она не знала ни слова из этого прекрасного языка, но любила изображать из себя француженку. Вероятно, полагала, что это добавляет шарма ее красоте.
Негодование Гиа усиливалось. Все мелкие обиды и досадные недоразумения, которые обычно накапливаются у живущих под одной крышей, выплеснулись на поверхность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91