Здесь совсем другое. Награждение — дело общественное.
Игорь рассказал про свою беседу с москвичами. Он после госпиталя отдыхал в столице. Тогда ему был задан вопрос: почему многие, кто приезжает с фронта, в том числе и раненые, не имеют орденов? Значит, плохо воевали?
— Я растерялся, сразу не нашелся что ответить. К нам подходил Худяков с летчиками. Мы прекратили разговор и встали навстречу товарищам.
— Какие дашь мне машины? — спросил меня Николай Васильевич.
— Бери любые. Все прекрасно летают. Сам можешь сесть на мою «двадцатку».
— Радио работает? Вот и отлично…
Николай Васильевич заметил в руках Априданидзе газету со статьей «Поучительный бой» и сразу смолк. На лице выступили красные пятна. Чтобы не выдать своих чувств, он порывисто начал поправлять на себе порыжевший реглан. Априданидзе решил, что Худяков заинтересовался статьей, и протянул ему газету.
— Читал, — с притворным равнодушием отмахнулся Николай Васильевич и, сказав своим летчикам, чтобы они садились в самолеты, поспешно зашагал к моему «яку».
Через несколько минут загудели моторы, и самолеты скрылись из глаз.
Возвращения товарищей с боевого задания всегда ждешь с нетерпением. Сейчас же особенно медленно тянулось время. Газета, так некстати попавшаяся на глаза Худякову, испортила ему настроение. Поэтому все чувствовали себя в чем-то виноватыми и, говоря о пустяках, непрерывно поглядывали на запад, откуда должны были появиться самолеты. Априданидзе не выдержал:
— Черт меня попутал сунуться с этой газетой.
Наконец в небе, со стороны Днепра, показалась одна пара истребителей, за ней тройка. В сторонке от них неуклюже летел одиночный «як».
— Идут все, — констатировал Кустов. — Только все-таки что-то стряслось.
Одиночный «як» сел с ходу. Еще издали я узнал свою «двадцатку». У нее было разворочено правое крыло. Когда Худяков подрулил к стоянке, мы так и ахнули. Два огромных окна от снарядов зияли в крыле. Как оно не отвалилось в воздухе — чудо!
Николай Васильевич спокойно, очень уж как-то по-домашнему вылез из кабины. Я не спешил с расспросами и молча разглядывал покалеченный самолет.
— Ничего, сменят крыло, и снова полетит твой «як», — сказал Худяков, закуривая.
— Если бы я знал, что ты его так изуродуешь, не дал бы. Как это ты умудрился!
— Да понимаешь, был бой. Одного «фоккеришку» я зажал. Он вспыхнул, горел красиво… Я, видно, глядя на него, и зазевался. Вот другой «фоккер» и влепил.
С Худяковым такого еще не бывало. Может, эта невнимательность явилась результатом его плохого настроения перед вылетом? Я вспомнил прерванный разговор о награждении.
Кустов прав. Награда — общественное дело. Ордена и медали не просто личная заслуга, но и отчет отцов перед детьми и историей.
Командир полка тоже пришел посмотреть на поврежденный «як». По выходным отверстиям снарядов и пуль в самолете он определил, что противник стрелял сзади.
— Неужели Худяков, как новичок, зазевался?
— Видимо, — подтвердил я. — Только почему?
— Поня-я-тно, — с недовольством протянул Василяка и пошел к себе на КП.
Шагая с ним, я показал ему газетную статью.
— Здесь о Худякове хорошо написано. Только почему…
— Ну ясно, ясно, — перебил меня Василяка. — Это я его отставил от награждения. Помнишь случай с папиросами?
В те дни шли жаркие бои. Летчики только что возвратились из полета. Хотелось курить, но ни табака, ни папирос ни у кого не было. В это время мимо проходил с чемоданчиком полковой хозяйственник, ведавший табачным снабжением. Летчики подозвали его. Тот ответил:
— Никакого курева нет. Все уже роздал.
— Как так роздал? — удивился Худяков. — Мы же летали, а не гуляли. Почему нам не оставил?
Летчики знали, что хозяйственник не чист на руку, и, как бы шутя, предложили ему открыть чемодан, может, там что случайно и пристало к стенкам.
— Много захотели! — дерзко ответил он.
Летчики возмутились. Худяков предостерегающе поднял руку и, едва сдерживая гнев, приказал открыть чемодан.
В чемодане оказалось больше десятка пачек папирос. Николай их забрал и роздал летчикам.
— За это самоуправство я и наказал Худякова. Правда, на этот раз перегнул палку, — откровенно признался Владимир Степанович. — Теперь-то я это понял. Худяков представлен к ордену Красного Знамени.
Красные «яки»

1
В конце октября пошли проливные дожди, и накал боев не только в воздухе, но и на земле спал, словно плохая погода охладила жар сражений. Зато в наших тылах и штабах шла молчаливая, скрытая от постороннего глаза большая работа. Полки получали пополнения и летчиками и самолетами. На аэродромы зачастили старшие командиры и политработники.
От нас не укрылось крупное передвижение наземных войск. На левом берегу Днепра все леса, рощи, балки северо-восточнее и севернее Киева были забиты танками, артиллерией и другой техникой. На проходивших мимо аэродрома машинах часто встречались надписи: «Освободим славный Киев — столицу Украины!», «Даешь Киев!» — и другие призывы. Было совершенно понятно, что войска переброшены откуда-то ночными маршами и ожидают темноты, чтобы переправиться на правый берег.
Изредка, когда облака поднимались и проглядывало голубое небо, мы летали на охрану этих оживленных тыловых районов фронта.
На этот раз в воздухе был Кустов с Лазаревым. Заметив вдали на западе воздушный бой, они сразу же поспешили на помощь товарищам, рассчитывая внезапно атаковать врага и снова возвратиться в свой район прикрытия, но тут же по радио раздался требовательный голос командира дивизии:
— Немедленно назад! И никуда не рыпайтесь!
После посадки пары погода испортилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67