— Знаете что, братцы, пойдемте-ка на озеро ловить рыбу. Теплынь! Можно искупаться.
— Идея! — подхватил Кустов. — Но чем ловить? Орудий производства — никаких.
— Пошли! — приглашаю я, вспомнив, как однажды в детстве мы с двоюродным братом Григорием без всяких рыболовных приспособлений наловили целое ведро щук.
Вся наша деревня тогда выехала на сенокос под Балахну на Волге. При весеннем половодье эти луга заливало, а когда паводок сходил, в небольших ямах и болотцах оставалась вода. Мы стали купаться в одной из таких ям. Через несколько минут замутили воду, и, к нашему удивлению, она зарябила от движения каких-то существ. Мы сначала испугались и выскочили на берег. Потом разобрались. Это была рыба — небольшие щучки. Они задыхались в пожелтевшей от глины и песка воде…
Решив испробовать этот способ, мы шумно месили илистое дно в маленьком заливчике озера, прилегавшего к аэродрому. Тепло, легкое, едва ощутимое, какое-бывает на Украине в октябре, ласково согревало наши бледные тела. С начала Курской битвы нам не приходилось испытывать такого удовольствия. Брызги, шутки, смех! Мы даже не заметили, как подъехал к нам Герасимов с командиром полка.
— Так вот вы чем развлекаетесь! Вместо того чтобы подробно разобрать свои ошибки в бою, беситесь, как черти.
Командир дивизии был явно не в духе. Таким хмурым и раздраженным мы его еще ни разу не видели.
Я попытался объяснить, что мы только-только вернулись с задания и наши машины еще не готовы к вылету. Но где там — комдив и слушать не хотел.
Наверно, немцы отбомбились по переправе. Неужели это случилось при нашем патрулировании? Теперь севернее Киева несколько переправ. Мы охраняли только одну. В двух районах от нас шел воздушный бой. На свой страх и риск мы попытались было помочь группе истребителей, но земля строго предупредила:
— Назад! Ни на шаг из района патрулирования! Самолетов, и наших и фашистских, было кругом полно. В такой толкучке какой-нибудь ловкач мог проскочить к нашей переправе, а мы и не заметили бы. Хотя и говорят, что, если начальство в гневе, лучше всего молчать, я не выдержал:
— Значит, немцы все же прорвались к нашей переправе?
— А вы что, не видели?
— Нет, как раз в это время мы атаковали противника.
— Почему вы все сразу вышли из боя? Почему не стали драться?
Эти вопросы меня совсем сбили с толку. Я думал, что комдив ругает за то, что мы помогли соседям, а в это время немцы отбомбились по нашей переправе. Оказывается, не так. Поэтому я переспросил:
— Так чью же переправу немцы разбомбили: которую мы прикрывали или соседнюю?
— Ясно, у соседей! — с раздражением ответил Герасимов. — Сразу же, как только вы сбежали из боя.
Я рассказал, как все происходило.
Герасимов вопросительно взглянул на командира полка.
— Это точно. Я сам слышал все команды, — подтвердил Василяка.
Комдив почесал затылок.
— Значит, в этой катавасии кто-то в чем-то не разобрался, — уже спокойно начал было он, но откуда-то взявшаяся собака, нарушая все порядки субординации, непочтительно подала голос. От неожиданности Герасимов вздрогнул и гневно повернулся к командиру полка:
— А-а! На аэродроме псов развели? Может, думаете охотой заняться?
Пока полковник отчитывал майора, мы оделись. Он повернулся к нам и удивился. Секунду постоял молча. Потом хмурое лицо прояснилось, и Николай Семенович примирительно рассмеялся:
— Вот это по-истребительски! Быстро сработали… Все в порядке. — Герасимов оценивающе осмотрел нас и показал рукой на машину: — Садитесь, довезу до самолетов. Сейчас полетите.
— Тут напрямик две минуты пешком, машиной в объезд дольше, — заметил командир полка.
— Ну ладно, — согласился комдив и приказал: — Пускай и Сачков с Выборновым идут в эскадрилью Ворожейкина.
Мы поняли, что предстоит ответственное задание, раз заранее решено, кто полетит. Все подтянулись и приготовились слушать. Герасимов на ходу коротко объяснил наземную обстановку.
За Днепром на одном из участков фронта фашисты атакуют и теснят наши войска. Чтобы остановить врага, туда срочно переправляются подкрепления. Авиация противника рвется к переправам. Нашему полку поставлена задача: прикрыть мост через Днепр у деревни Сухолучье. Напоследок Николай Семенович предупредил:
— Смотрите не прозевайте… — И после небольшой паузы то ли шутя, то ли просто подчеркивая важность задачи, добавил: — Если, не дай бог, немцы разбомбят мост, можете делать переворот у самой земли.
Это означает — врезаться в землю вместе с самолетом. При других обстоятельствах мы бы приняли его слова спокойно. Но в тот момент они прозвучали угрозой. Прежде комдив никогда не подавлял нас властью. Ведь Герасимов такой же летчик, как мы. Сам часто летает в бой, и на тебе.
— Эх, товарищ полковник, зачем же так-то?.. — медленно, с сожалением и укором проговорил Тимонов.
Герасимов порывисто остановился и напряженно, внимательно обвел нас взглядом. Его открытое лицо выражало досаду и недоумение. Мы прямо смотрели на комдива. Он понял, что Тимонов высказал нашу общую обиду, но только спросил:
— Все уяснили задачу?
После дружного ответа полковник, глядя на Тимонова, сказал:
— Гордость — вещь хорошая. Вы правы: плохо, когда под горячую руку подвертывается не то слово.
Герасимов по опыту знал: какие бы ценные указания летчики ни получали от командиров, как бы хорошо они ни изучили свое задание, перед вылетом им необходимо остаться одним и посоветоваться с глазу на глаз. Николай Семенович взглянул на свои ручные часы.
— Сейчас тринадцать двадцать восемь. Через пятнадцать минут вылет, — он обвел рукой небо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67